Праздник, который всегда с другими
Шрифт:
Я скосила глаза на Малахова. Он тоже сидел с кислым лицом. Не догадываясь, что я за ним наблюдаю, Макс несколько раз сладко зевнул в программку. Я наклонилась вперед и бросила взгляд на других зрителей в первом ряду. Выражения лиц у всех были постные. Некоторые нетерпеливо поглядывали на часы, какая-то девушка в вечернем платье пристально рассматривала кольца на своих пальцах, а полный мужчина в. костюме-тройке откровенно спал.
Зато по другую руку от меня сидела настоящая балетная фанатка. Женщина ни на секунду не отрывала взгляд от сцены. Во время
Еще не смолкли последние звуки оркестра, а откуда-то сбоку уже раздалось истошное «Браво!». Наверное, так кричит женщина, находящаяся на грани истерического припадка. Я вздрогнула и непроизвольно посмотрела в сторону зрительницы. И с удивлением обнаружила, что голос принадлежит… Александру Каминскому. Тому самому заместителю Льва Котика, который несправедливо уволил Михаила Бартенева.
Интересно… Вот уж никогда бы не подумала, что Каминский так любит балет. Хотя, впрочем, ходят слухи, будто все балетные мужчины принадлежат к категории сексуальных меньшинств, — может, Александр Александрович связан с ними этим боком?
Каминский еще раз пустил «петуха», потом его крик по цепочке подхватили другие зрители, и уже через несколько секунд весь зал рукоплескал артистам. Девушка с кольцами довольно улыбалась, толстяк встрепенулся от сна и радостно отбивал ладони.
— Правда, здорово? — воскликнул Малахов, тоже заметно взбодрившийся.
Соседка-фанатка услышала его слова и презрительно скривилась:
— Клака!
— Что, простите? — наклонилась я к ней.
— Я говорю, что овацию организовали клакеры, — прокричала мне женщина в самое ухо. — Ненавижу их, за деньги и корову объявят великой балериной. Они не способны на бескорыстную дружбу и восхищение!
Все ясно. Сама дама, по всей видимости, принадлежала к так называемым «сырам» — поклонникам какого-либо артиста, которые везде следуют за своим кумиром и зачастую трудятся у него бесплатными секретарями или прислугой.
— Вы знаете вон того, в светлом джемпере? — спросила я, указывая на Каминского.
— Я их всех знаю, — словоохотливо отозвалась женщина. — У этого кликуха Маняша. Ну, ходят слухи, что он любит с мужиками поразвлечься. Впрочем, не знаю, я своими глазами не видела, врать не стану. А главный у них был Котик.
— Тоже прозвище? — спросила я с замирающим сердцем.
— Нет, вроде настоящая фамилия. Его недавно убили, говорят, месть бывшей жены. — И дама скептически хмыкнула.
Я поразилась, насколько быстро распространяются слухи. А капитан Супроткин еще твердил мне про какую-то тайну следствия!
— А на самом деле что произошло? — Я постаралась, чтобы мой голос звучал спокойно. Хотя внутри я вся дрожала от возбуждения. Неужели вот так, средь шумного бала, случайно, я узнаю имя убийцы Льва Котика? Право же, ради такого подарка я бы вытерпела не только балет, но и бокс.
Однако собеседница меня разочаровала.
—
Глава 37
Если в конце представления поклоны длятся дольше, чем аплодисменты, — это провал. Чтобы такого не случилось, артисты обращаются к клакерам. Специально нанятые люди будут шумно аплодировать, организуют море цветов от «благодарных зрителей» и вообще создадут впечатление успеха.
Вот оно, оказывается, что. У Котика был побочный бизнес: он руководил клакой. Или это магазин являлся для него прикрытием основной деятельности на ниве культуры? Как бы то ни было, но я должна прижать к ногтю Каминского и заставить его рассказать все: явки, пароли и адреса.
— В буфет пойдем? — спросил Малахов.
Я посмотрела вслед удаляющейся спине Каминского.
— Ты иди, а я тут в толпе подругу заметила, хочу с ней поговорить, — быстро сориентировалась я.
— Где? — заподозрил обман Максим.
— Ну вон же она, — я неопределенно махнула рукой, — в черном платье. Лена! — громко крикнула я, и на зов обернулись сразу несколько девушек. — Видишь?
И пока Малахов не успел опомниться, я стала быстро пробираться к выходу. Каминского я настигла в фойе около лестницы.
— Вот так сюрприз! — весело сказала я.
Александр резко обернулся:
— Мы знакомы? Ах да… Вы, кажется, журналист? Извините, не помню вашего имени.
— Людмила, журнал «Звуки му».
— Точно. Ну, как вам представление? — светским тоном поинтересовался Каминский.
— Какое вы имеете в виду: то, что на сцене, или то, что происходило в зрительном зале?
Мужчина состроил удивленную мину. А я перешла в наступление.
— А вот интересно, — спросила я с милой улыбкой, — сообщили ли вы следователю, ведущему дело об убийстве вашего начальника, о криминальном бизнесе последнего?
— Какой еще криминал? О чем это вы? — изменился в лице Каминский.
— Клакерство. Или этот вид деятельности уже стал легальным?
Александр забормотал что-то невразумительное и попытался скрыться в толпе. Но я схватила его за рукав свитера и сурово сказала:
— Я вас задерживаю. Пройдемте в ближайшее отделение милиции. Там с вас снимут отпечатки пальцев и поместят за решетку до выяснения дальнейшей судьбы.
— По какому праву? — возмутился клакер. — Вы журналист, а не прокурор!
Ложь не является ложью, если она говорится ради общественного блага. Поэтому я принялась беззастенчиво врать:
— К вашему сведению, я являюсь добровольным помощником следственных органов. А с этого года нам разрешено самостоятельно проводить задержание граждан, особенно если они подозреваются в убийстве. У меня и «корочки» МВД имеются…
И я принялась рыться в сумке, якобы в поисках документа.
Расчет оказался верным: трусливый Каминский мигом растерял свою уверенность, нервно огляделся по сторонам и сказал: