Праздник лишних орлов (сборник)
Шрифт:
Откуда-то из темноты во внутреннем квадрате строя появился священник. Батюшка был высок, дороден и чернобород. В руках он держал чашу и веничек. Молитву запел голосом такой густоты и мощи, что дизеля вокруг приглохли. Обмакивая веничек в чашу и взмахивая им, почти как шашкой, батюшка разбрызгивал воду на строй. Пух, низкорослый, замыкал свой отряд, но и на него попало несколько холодных капель. Дрожь от их попадания он воспринял как духовный подъем.
Почти рассвело. В строю соседей Пух заметил бойца, спокойно стоящего среди переминающихся с ноги на ногу товарищей. Его лицо было так же серо, как у других, но без партизанской
По команде «Разойдись!» Пух достал сигареты. Курить не хотелось, было даже противно, но казалось необходимым. Сунув незажженную сигарету в рот, Пух взял паузу для настройки. Гвардеец подошел, на ходу вытаскивая из ранца пластиковую «полторашку» с прозрачной жидкостью.
– Фома. – Он протянул руку.
– Михаил, – ответил Пух.
– Надеюсь, на «ты»?
Пух кивнул.
– Нужна тара, – объяснил Фома, – кружка не годится, нет ли чего поменьше? Спирт.
– Есть! – обрадовался Пух.
Был у него наменянный набор из четырех стопок полированной нержавейки в кожаном чехле. Он вытащил его из кармана.
– О! То, что надо. Водки неохота, много надо таскать, да еще закусывать, сухпай дербанить, – размеренно продолжал Фома, аккуратно наливая, – а так тридцать граммов залил, потерпел чуток, и все в порядке. Только часто нельзя, может срубить неожиданно. Надо заливать, не глотая, чтоб не обжечься. Ну, за знакомство!
Они коснулись стопками, подняли повыше подбородки и влили спирт внутрь. Пуху показалось, что с губ в желудок потек кипяток. Выступили слезы, он зажмурился и только усилием воли не сделал глотательное движение. А когда открыл глаза, мир вокруг стал мягче и добрее. Теперь закурить уже хотелось. Пух достал пачку и предложил Фоме.
– Не, спасибо, и так нормально. – Фома слегка улыбался.
– А со своими что? – Пух мотнул головой на соседей. – Не хотят?
– Почему, хотят. Просто я с ними уже причастился, но они как дети малые, хорохорятся, думать сейчас не могут со страху.
– Думать?
– Ну да. Как дальше действовать. Ситуации разные прощупывать. Говорят, там видно будет.
– Разве нет?
– Не совсем.
– А например?
– Ну, когда колонну обстреляют, надо спрыгнуть, загаситься, а потом ползти в сторону огня, чтобы в мертвую зону быстрее попасть. Не бежать в разные стороны, как тараканы. Это, думаю, помнишь?
– Ясно.
– А мои подзабыли…
– А что об этом думаешь? – Пух показал бровями на место уже ушедшего батюшки.
– Это не помешает. Богу молиться всегда пригодится…
Раздалась команда «К машинам!», и Фома поднял ладонь:
– Ладно, давай! – Он улыбнулся и подмигнул. – Держись меня и будешь под кайфом!..
– А дальше? – спросил Горе.
Пух отмахнулся.
– Что ты как девочка? – ухмыльнулся Горе.
– Да я тебе уже рассказывал. Дальше всякое говно. Фома только, молодец, ни разу не подвел. Выручал. Ну еще бы, он в том же училище
– Знаю я, знаю.
– Ну…
– Погоди, звонит кто-то. – Горе достал телефон. – Да. Привет. Да, все в порядке, едем. Не волнуйся, будем на месте, позвоню… Хорошо. Целую, пока.
Горе нахмурился и закурил. Пух задумался.
– Не парься ты… – сказал он наконец, вспомнив недавний разговор.
– Не парься ты!
– А я и не парюсь.
– Не-ет, ты паришься.
– Да не парюсь я! Просто не понятно… Живу с ней, с одной, только ее вижу матерью моих детей. Все у нас хорошо. Ты же знаешь!
– Знаю. Что ж тебе не понятно? Она просто молодец – умная, красивая, дома у вас все чисто, светло, уютно.
– Мне с ней не скучно, главное. Умница, понимает меня с полуслова. А сейчас уже и вовсе без слов…
– И не ссоритесь никогда, что ли?
– Нет, почему, ссоримся иногда, конечно. Она мучится, переживает, пытается мне нервы трепать.
– А ты?
– Ну, я тоже… Вроде нервничаю. Не так сильно, как она, но…
– Из-за чего ссоритесь-то?
– Мало внимания ей уделяю. Говорит, не чувствует любви.
– И?
– Мне хорошо с ней! Что это, не любовь? Да и других дел полно, так ведь?
– Не знаю…
– Я хочу ее даже чаще, чем она меня, хоть она моложе… Погоди, звонит кто-то. Да. Привет. Нет, сегодня нет. Завтра позвоню. Да точно, точно… Все, пока, целую… Так, о чем мы?
– Она?
– Нет. Другая. Ты ее знаешь.
– А-а… Да. Тоже красавица.
– Представляешь, а с этой мне даже говорить не о чем. Я же их обеих давным-давно знаю, обе еще школьницами были, когда знакомился. Одна умная, другая… Не смог бы с ней жить. Через неделю убил бы. Дома все кувырком, одни тряпки на уме. Пока маленькая была, жалел, берег. Она нескладная такая, коленки торчали, хвосты в разные стороны. Потом выросла, сколько-то не видел, а как встретил… Главное, не люблю ее. Что в ней такого? Стерва она, что ли? Вроде нет. Скромно себя ведет. Но как притронусь, думать больше ни о чем не хочу. А она еще меня успокаивает и сама переживает. Грустит. Но как-то несерьезно грустит или виду не показывает…
– Что говорит?
– Говорит, любит меня. С детства. И всегда, мол, будет.
– Ну, это еще бабушка надвое…
– Может быть, и так.
– Ты все-таки что сам думаешь?
– Жду, когда все это кончится. Противно иногда.
– Ничего, когда-нибудь кончится, когда сам себе окончательно опротивеешь. Или старым станешь. Да ладно, не парься ты!
– А я и не парюсь…
– А я и не парюсь. С этими бабами кому как повезет, – поддержал Горе, – любого запутать могут. Вот Фома тоже ведь неспроста развелся. И ничего не говорит, все в себе. Хоть бы рассказал, что да как, авось не так тоскливо было бы.
– Ты же знаешь его, он ни в чьих советах не нуждается. Все сам, упрямый, как… – Пух не нашел подходящего слова. – Мне тоже ничего не говорил, самому надо догадываться. Жена у него красивая, образованная, на должности. Характер под стать Фоме, пальца в рот не клади. Видать, где-то нашла у них коса на камень, и всё. Никто не отступит. Дочка между двух огней.
– В натуре, только девку мучают. Зачем рожали, если никто ей не занимается, не воспитывает?
– Тебя-то много воспитывали? – Пух удивился таким речам.