Праздник под угрозой

Хай Алекс

Лена повторила за мной, её движения были немного неуверенными, но точными. Мы начали медленно поглощать энергию, направляя её в безопасные зоны нашего собственного энергетического поля. Поток был мощным, и я чувствовал, как каждое мгновение работы отнимало у нас силы. Я слышал, как Лена дышала часто и прерывисто, но она продолжала, несмотря на видимое напряжение.

— Почти… Почти все…

В какой-то момент куб задрожал в моих руках, и я увидел, как свет вокруг него начал тускнеть. Пространство перестало волноваться, линии и формы кабинета начали

возвращаться к своей естественной геометрии. Через несколько минут, которые показались вечностью, всё было закончено.

— Готово.

Я осторожно положил потускневший куб в защитный короб, глубоко вдохнул и вытер пот со лба. Лена выглядела бледной, её руки дрожали, но она стояла прямо.

— Как ты? — спросил я, внимательно глядя на неё.

— В порядке, — ответила она, хотя голос был слабым. — Черт, теперь я понимаю, почему нас так пугали и учили контролю. Я с четырнадцати лет тренируюсь каждый день, но такой мощный поток пропускала в себя впервые…

— Ты молодец, — сказал я, улыбнувшись. — Но всё равно покажись маголекарю. На всякий случай.

Она кивнула, пытаясь отдышаться. Я заметил, что её пальцы всё ещё дрожали, но она держалась стойко, не желая показывать слабость.

В этот момент дверь кабинета распахнулась, и на пороге появилась Шереметева. Её взгляд метался между нами и погасшим кубом на столе. Она быстро оценила обстановку, задержала взгляд на Лене, а затем посмотрела прямо на меня.

— Объясните, что здесь произошло, господа.

* * *

В лазарете было тихо, если не считать мерного жужжания приборов и торопливых шагов маголекарей, сновавших между палатами.

Кабинет Сумарокова, куда меня привели сразу после осмотра. Усиленная доза ртутных капель оставляла в организме странное ощущение: одновременно лёгкость и неприятную слабость, будто тело стало не своим. Никак не привыкну к этой дряни.

Шереметева сидела напротив, напряжённо постукивая пальцами по краю стола. Её обычно спокойное лицо теперь выражало смесь раздражения и беспокойства. Она мельком глянула на меня, затем снова уставилась на дверь кабинета.

— Значит, вы уверены, что в кабинете не было взлома, Николаев? Ни окон, ни дверей?

— Абсолютно, — кивнул я. — Единственное, что я заметил, — сорванный замок на коробе и открытый сейф. Но сейф не взламывали, насколько я успел оценить. Боде был один, и… судя по вашим словам, никаких распоряжений на открытие сейфа он от вас не получал.

Шереметева нахмурилась:

— Конечно, не получал! Я отправила его за бумагами, а не за проклятым артефактом. Что ему вообще понадобилось в сейфе? К тому же он не имеет к нему доступа.

Я приподнял брови.

— Уверены, ваше превосходительство? Быть может, шифр он все же подсмотрел?

Губы Шереметевой сжались в тонкую линию, но она ничего не ответила. Напряжённое молчание нарушил Сумароков, вошедший в кабинет. Усталый, ссутулившийся, мрачнее тучи.

Я заерзал в кресле. С таким лицом хорошие

новости не приносят.

— Ну? — коротко бросила Шереметева, вскочив с места.

— Прогноз… пока непонятный, — произнёс Сумароков. — Ему в один момент выжгло почти весь эфир. Сейчас мы пытаемся спасти то, что осталось. Повреждения энергетических каналов значительны.

— Насколько? — спросил я.

— Девяносто процентов разорвало к чертям собачьим.

Я устало закрыл глаза. Девяносто процентов повреждений эфирных каналов — это почти приговор.

— Если в ближайшее время мы сможем стабилизировать состояние, возможно, он останется жив. Но… — маголекарь замолчал на мгновение, словно собираясь с духом, — Магические способности, скорее всего, будут утрачены. Впрочем, сейчас речь идет о том. Чтобы хотя бы спасти ему жизнь.

Лицо Шеремеетвой дернулось, словно от пощечины, но она ничего не сказала. У меня сердце сжалось от неприятного предчувствия и опасения за Боде. Так-то он мне нравился. Исполнительный парень, и не без иронии. Но потеря магии для мага, пусть и не слишком сильного — это трагедия, равносильно потере самого себя.

— Я должна поговорить с ним, — твёрдо сказала она, глядя прямо в глаза Сумарокову.

Тот нахмурился:

— Плохая идея, ваше превосходительство. Он в нестабильном состоянии. Любой стресс может усугубить положение.

— Несколько минут. Мне нужно понять, что произошло в моём кабинете, — настояла Шереметева. — Если будет хуже, вы сразу меня выставите.

Сумароков сдался, тяжело вздохнув:

— Хорошо. Но не больше трёх минут.

Мы с Шереметевой направились за ним в палату, где лежал Боде. Пространство здесь было заполнено мерцающим светом магических формул, выведенных в воздухе. Вокруг кровати стояли маголекари, сосредоточенные на заклинаниях и манипуляциях. Трубки капельниц, подключённые к рукам Боде, светились мягким белым светом — это был Эфир, который пытались передать его истощённому телу по оставшимся каналам.

Боде стонал, едва заметно дёргаясь. Его лицо было покрыто потом, а губы шевелились, будто он пытался что-то сказать.

— Он в сознании? — спросила Шереметева, подойдя ближе.

Один из маголекарей кивнул:

— Да. Но говорить ему сложно.

Шереметева встала у каталки и склонилась над Боде.

— Адъютант, — начала она. — Смотри на меня.

Боде открыл глаза, но тут же отвёл взгляд, словно не мог выдержать её пристального взгляда. Его голос был хриплым, слова давались с трудом.

— Простите меня, ваше превосходительство… Я подвёл вас.

— На тебя напали?

— Нет. Я… я сам взял…

— Бог мой, зачем?!

Боде судорожно вздохнул, его тело дрогнуло, словно каждый звук причинял ему боль:

— Я… давно подсмотрел код сейфа. Думал, что… если смогу почувствовать энергию, смогу… быть полезнее. Пройти тест. Продвинуться по службе… Я… Я хотел проверить свою чувствительность. Если бы она оказалась положительной…

Шереметева замерла, затем её лицо исказилось от гнева: