Праздник подсолнухов
Шрифт:
– Также остается открытым вопрос, зачем они наняли меня.
– Да, остается и такой вопрос.
– Думаю, дело было так: они находят меня, очень похожую на твою жену, и устраивают нашу встречу. Может быть, события развивались несколько иначе, но результат получился именно таким. Тем самым они попытались вызвать у тебя шок.
Я молчал. Некоторое время она глядела на меня, но, так и не дождавшись ответа, недовольно спросила:
– О чем ты думаешь?
– О том, какая ты умная.
– Пытаешься сделать комплимент?
– Нет. Просто ты озвучила именно то, о чем я подсознательно догадывался, размышляя
– И что? Ты что-нибудь понял?
– Нет. Даже не представляю, что это может быть. Желай они о чем-то спросить, могли бы просто прийти ко мне, верно? Если их интересует какая-то личная информация, они тоже могли бы поинтересоваться об этом у меня. Слишком много усилий и времени ради создания неких декораций. Слишком масштабный спектакль.
– Слушай, а из врачей ты, помимо твоего повернутого на стрельбе дружка, ни к кому не обращался?
Я покачал головой:
– Нельзя сказать, что я в прямом смысле обратился к нему. Просто, когда мы сблизились, поведал ему свою историю. А он поставил диагноз. Даже карточку завел. В Японии меня ни разу не обследовал психиатр.
Снова нахлынули воспоминания. Что это было? Почему тогда у меня возникло желание поделиться с Энди? Может, это казалось проще сделать на иностранном языке? Или все дело в том, что я находился далеко от того места, где умерла Эйко? А может, время вылечило меня? Пожалуй, ни то, ни другое, ни третье. Просто эта пара американцев впервые показала мне, никогда не имевшему друзей в родной стране, что значит настоящая человеческая близость. Энди сказал, что не выставит мне счет. В Японии врач мог запросто поплатиться лицензией за бесплатное обслуживание, но Энди лишь рассмеялся. В знак благодарности я написал портрет Марты, за что она снова меня расцеловала. Громко чмокнула в щеку. Сейчас я скучаю даже по ее жуткому мясному рулету.
Мари спросила:
– Но откуда такие подробности известны нашему менеджеру? Вряд ли он специально мотался в американскую глубинку, чтобы разузнать их у твоего приятеля. Да и как бы он его нашел?
– Пожалуй, это было бы сложновато.
– Откуда такая беспечность, в самом-то деле?! Ты все время отвечаешь невпопад. Как насчет того, чтобы серьезно задуматься?
Я снова усмехнулся. Теперь я видел, что она полностью овладела собой.
Она сердито надула губы:
– Чего смеешься? Что тут смешного?
– Да, – сказал я, – я и правда был невнимателен. Совсем позабыл еще о двоих, кому отправил письма.
– Кто они?
– Первый – отец. Но письмо к нему я уничтожил сразу по приезде домой.
– А второй?
– Младший брат Эйко. Его зовут Хироси. Хироси Хатама.
Точно. Ему я тоже написал. И все же я не солгал Иноуэ. В письме к Хироси не было ни слова о моей жизни. Это было очень лаконичное письмо. Поскольку после смерти Эйко оставался открытым вопрос наследства, Хироси был единственным, кроме отца, человеком, кому мне пришлось дать свой американский адрес. Кажется, в том же письме я упомянул о поставленном Энди диагнозе, который скрыл даже от отца. Трудно сказать, почему я это сделал. Почему
Пока я был в Америке, мне звонили из Японии лишь однажды. Звонил Хироси. Позже я узнал, что есть такая услуга: говоришь адрес за границей, и тебя соединяют по телефону с нужным абонентом. Именно этим сервисом он и воспользовался. От него я узнал о смерти отца.
– Тогда можно ему позвонить.
Подумав, я ответил:
– Нет, не буду. Может быть, позже я так и сделаю, но не сейчас. Мы давно не общались. Такой странный вопрос после долгого перерыва поставит его в тупик.
– Ну а менеджер? Ведь именно он дал мне это послание. После такого ты запросто можешь связаться с ним, возможно, он даже рассчитывает на это.
Я протянул руку, и она молча подала мне карточку. Я снова пробежал глазами строчки: «Офис Тадамити Нисины. Секретарь Кунихико Харада».
Я поднял глаза:
– Думаю, это лишнее. Подождем. Все равно они объявятся.
– Почему?
– Потому что это игра.
– Как это?
– Ты доставляешь послание, но они сами при этом не показываются. Это всего лишь первый ход, верно? В игре это обычная тактика. Как в стад-покере, где открывают с третьей карты. Пока они показали только одну карту. Когда я открою следующую, он сам появится. Игра вслепую, когда не видишь лица противника.
– Завидная самоуверенность.
– Помнится, однажды ты сказала, что в жизни я слабак, но не в картах.
Она изумленно покачала головой:
– Но что это за еще одна карта, о которой ты говоришь?
– Я узнаю, какова ставка. Это и станет следующей картой.
– Ставка?
– Да. Похоже, речь идет о какой-то крупной ставке. Игра может оказаться крайне запутанной из-за присутствия других игроков.
– Каких еще других игроков?
– Раз в Нисину стреляли, значит, у него тоже есть противник, некая третья сторона. Думаю, его или их не следует сбрасывать со счетов.
– Учитывая род его занятий, врагов у Нисины должно быть предостаточно… Но ведь там, в казино, кто-то просто выстрелил в хозяина в отместку за крупный проигрыш, разве не так? Обычное дело.
– Никто не знает, что Нисина владелец казино. Это твои слова.
Она прикусила губу:
– Значит, ты полагаешь, что стрелявший или те, кто за ним стоит, как-то связаны с этой историей?
– Не знаю.
Я встал и подошел к окну. Столичный гул накатывал с Сёва-дори подобно шуму прибоя. С улицы проникал тусклый свет. Это было уже не естественное освещение, а привычный для ночного мегаполиса неон. Целых полдня моей жизни прошло в беседе с девушкой по имени Мари. Поразительно. Я обратился к ней:
– Подождешь здесь минутку?
Она удивленно взглянула на меня:
– Ты куда?
– Ты сказала, что за мной следят. Хочу наведаться в дом напротив, познакомиться.
Ее глаза округлились.
– Что ты несешь?! Прекрати! Если я права, то вряд ли тебя встретят там с распростертыми объятиями. А если не права, то стыда не оберешься. Я ведь могла и ошибиться.
– Лучше, чтобы ты оказалась права. По крайней мере, так будет логичнее. Так или иначе, это несложно проверить.
– Неужели правда пойдешь?