Праздник Святого Йоргена
Шрифт:
Около полуночи вся честная компания провожала домой гордую Олеандру и её сестру — весёлую хохотушку Розу. Вскоре они подошли к гроссмейстерскому дворцу, стоящему на площади против статуи Йоргена. От выпитого все пришли в радостно-приподнятое настроение, а выпито было немало… Так вот, стоя на каменном крыльце отчего дома, юная Олеандра обратилась к достопочтенной статуе с речью, в которой святого Йоргена называла старым чучелом, а паломников — идиотами. Затем благородные юноши и девы взялись за руки и, передразнивая кривобоких
— Смотрите, проповедник идёт, — шепнула Роза. — Он как раз вовремя.
— Это исторический миг, — сказала Тимофилла и рассмеялась.
Ночные сторожа, разумеется, не стали связываться со знатными шалопаями и презрительно ухмылялись, глядя на эту сцену. А развесёлые молодые люди успокоились лишь после того, как пропели все двадцать пять куплетов псалма и отпустили положенное число острот насчёт Йоргена и его будущей невесты (выбор у Йоргена был невелик: дочь казначея, хромая сорокавосьмилетняя Аврелия, и дочь хранителя плаща, пятидесятитрёхлетняя Лобелия, у которой осталось только два зуба). Олеандра и Роза легли спать, а остальные кавалеры и девицы отправились по домам, в свои роскошные дворцы.
Олеандра
Слухи об этой чудовищной ночной оргии повергли всех истинно верующих в ужас. «Дочь самого гроссмейстера! — шептали на улицах и площадях. — Да ещё накануне святого праздника! Дочь самого гроссмейстера! Видно, недолго нам осталось ждать: скоро вернётся Йорген!»
Но хуже всего то, что возмутился весь деловой мир. Ещё бы! От подобных скандалов могла пострадать репутация города и всего праздника. Нужно было срочно принять какие-то меры. И тогда горожане направили к гроссмейстеру депутацию, которая изложила ему все обстоятельства дела.
Дрожа от гнева, он вошёл в комнату дочери. Гордая Олеандра лежала на диване и полировала ногти.
— Олеандра, дочь моя! Ты вольнодумствуешь?
— Что такое, папа? — спросила Олеандра, поднимая на него глаза.
— Встань, когда я с тобой разговариваю! Ты называла паломников идиотами?
— Господи, разве это не так?
Гроссмейстер не стал возражать.
— Ты называла святого Йоргена, покровителя нашего города, чучелом?
— Да, и не раз!
— Ты называла плащ святого Йоргена старым халатом?
— Называла!
— А святое евангелие от Йоргена чепухой с начала и до конца?
— Ну конечно, папочка! Да ты сам посуди: разве может простой жилет ни с того ни с сего превратиться в дорогой плащ? И как вы можете болтать подобную ерунду?
— Речь идёт не о простом жилете, а о жилете святого Йоргена, который чудесным образом, с божьего соизволения,
— По-моему, это не меняет дела, — возразила молодая особа. — Жилет есть жилет, и купили его у обычного портного здесь же в городе. На нём шесть костяных пуговиц, верно?
— Возможно, — согласился гроссмейстер, опасаясь какого-нибудь подвоха. Он не привык философствовать на подобные темы и не знал, куда клонит его дочь.
— Итак, жилет превратился в шёлковый плащ с семнадцатью серебряными пуговицами? — продолжала Олеандра.
— Превратился.
— Прекрасно, папа. И я даже могу, пожалуй, согласиться, что сукно превратилось в шёлк, а костяные пуговицы вдруг изменили цвет и стали серебряными. Допустим и это.
— Тогда в чём же ты нас обвиняешь? — спросил гроссмейстер, сердито глядя на дочь.
— Ни в чём. Просто я не могу понять, как могли шесть костяных пуговиц превратиться в семнадцать серебряных? Каким образом шесть превратилось в семнадцать? Ерунда!
Гроссмейстер почувствовал, что его кладут на обе лопатки, и быстро настроил себя на более торжественный лад.
— Хвала господу, что твоя благочестивая мать, царствие ей небесное, не слышит таких речей! — пробормотал он, молитвенно складывая руки.
Но Олеандра не сдавалась. Её глаза сверкали, грудь высоко вздымалась от волнения.
— Вот объясни мне: у жилетки нет вешалки. Ведь нет? — спросила она.
— Нет, — согласился гроссмейстер, немного подумав. Он боялся новой ловушки.
— Так, — продолжала Олеандра свою мысль. — В евангелии от Йоргена, глава восьмая, стих одиннадцатый, ясно сказано: «И взяли они его истрёпанный жилет и повесили его за пройму на позорный столб на поругание». Всё ясно?
— Что ж тут неясного?
— А вот в главе девятой, стихи двадцать третий и двадцать четвёртый, говорится буквально следующее: «И нашли они и т. д. и т. п… роскошный вышитый плащ, повешенный на столбе за вешалку». Так объясни же мне! Жилет превратился в плащ. Жилет повесили за пройму, плащ — за вешалку. Значит, одна пройма превратилась в вешалку. Может, её пришили сбоку? А куда девалась другая пройма?
Гроссмейстер безмолвствовал, взирая на дочь.
Как самый хороший ключ подходит лишь к своему замку, так и самый светлый ум понимает лишь своё поколение.
Гроссмейстер был не менее умён, чем Олеандра, однако он принадлежал к старшему поколению, которое не привыкло задумываться над такими мелочами, как плащи и вешалки. И что ей дался этот Йорген? Куда она клонит? Что за ребячество, даже слушать тошно!
— Вот, значит, какие вопросы вы обсуждаете у секретаря? Красиво, нечего сказать!
— Что ж, — возразила Олеандра, — секретарь умница и светлая голова. Но ты ещё не ответил на мой вопрос.
Гроссмейстер слегка поморщился: