Пражский синдром
Шрифт:
– Как здорово!
Алеш обнял меня за плечи.
– Если идти по улице, то и не догадаешься, что тут есть сад. Его только из окон видно. Анна, ты все эти десять лет была для меня таким вот тайным садиком. Извини, если это звучит как-то… глупо. Когда мне было совсем плохо, я думал о тебе. Вспоминал, как мы встретились. Представлял, как все могло бы у нас сложиться.
– Не глупо, - я покачала головой. – Я тоже о тебе вспоминала, когда было тяжело. Так что ты тоже мой тайный садик. Хотя ты прав, звучит немного… странно. Ну и пусть. Скажи, твой ресторан
– Нет, - успокоил меня Алеш. – Самое обычное место, не пафосное. И ты прекрасно выглядишь.
Тут, конечно, можно было поспорить. Одежду пришлось выбирать из тех соображений, чтобы тесный пояс не давил на живот в дороге. В идеале было бы платье, но все мои платья были или летними, или слишком уж приличными. Пришлось надеть длинную шерстяную юбку с мягким поясом и ту самую зеленую шелковую блузку, в которой летом переводила выставку.
– Дойдем пешком. Минут пятнадцать, вниз, под гору.
Ресторанчик действительно оказался очень симпатичным. Он находился чуть в стороне от туристических муравьиных троп, и в нем было немноголюдно. Мы сели в уголке, рядом с елкой, подмигивающей разноцветными лампочками.
– Ну что, закажем карпа? – предложил Алеш.
– Можно не карпа? – взмолилась я. – Он костлявый. И потом… рыбий запах… Или ты соблюдаешь Рождественский пост?
– У нас Адвент не совсем то же самое, что пост в Православии, но в сочельник... Но ты выбирай то, что захочешь.
– Стоп! – возразила я. – Мяяясо будем есть завтра, вместе. Гуся, да! А сегодня… вот, кнедлики. Картофельные. С грибами. Обожаю! И салат какой-нибудь. И пиво! Деситку. И извини, что ты из-за меня не попадешь на рождественскую службу.
– Он простит, - коротко ответил Алеш, как бы давая понять, что религиозную тему мы закрыли. Во всяком случае, на сегодня. Я уже знала за ним это - сказать что-то так, чтобы сразу стало ясно: закончили.
Сидели мы в ресторане долго. Пива выпили немного, перешли на кофе. Разговаривали обо всем, что приходило в голову. Это было совсем не так, как по Скайпу. Хотя бы уже потому, что можно было смотреть друг другу в глаза. Напряжение таяло, как по волшебству, уступая место совсем другим ощущениям.
– Пойдем? – спросил Алеш, когда до полуночи осталось всего полчаса, и подозвал официанта, чтобы расплатиться.
– Подожди минутку, - он отошел к бару, а я надела пальто и пошла к выходу.
И замерла на крыльце.
Снег! Похоже, он шел уже давно – все кругом стало белым и нереально прекрасным. Крупные пушистые хлопья падали мягко, отвесно – холодный ветер стих. Я накинула капюшон пальто.
– Белое Рождество, - Алеш вышел с каким-то пакетом. – Все, как ты хотела, Анна. Я позвонил и заказал для тебя снег.
– Вот что значит быть добрым католиком, - засмеялась я, ловя снежинки языком. – Может, такси вызвать? Ты же без шапки.
– Он уже почти кончился.
– Мы разве не домой? – удивилась я, когда Алеш на перекрестке свернул в другую сторону.
И тут же поняла, куда мы идем…
13.
Под
Откуда-то донесся тихий звон – двенадцать ударов. Полночь. Рождество…
– Начался твой день рождения, - сказал Алеш.
– Я родилась в час дня, - повернувшись, я смахнула снежинки с его волос.
– Неважно.
Он достал из пакета, с которым вышел из ресторана, бутылку шампанского и два тонких высоких бокала в картонной коробке.
– Ты и это запомнил? – наверно, можно было уже не удивляться, но все равно хотелось.
– Ты мечтала увидеть Карлов мост ночью и выпить там шампанского. И белое Рождество хотела увидеть. Я все помню, Анна.
Алеш открыл бутылку и наполнил бокалы.
– Странно, - сказала я, взяв один. – Обычно мои мечты исполняются тогда, когда мне это уже не надо. Или когда понимаю, что хочу совсем другого. А эта – нет.
– Некоторые мечты – как дорогой коньяк. Со временем становятся только лучше. Я мечтал о тебе десять лет. Не ждал, не надеялся. Просто представлял, как бы мы встретились снова. Хотя был уверен, что этого никогда не случится.
– Я тоже. Представляла, как приеду в Прагу, приду на Карлов мост, и на том же самом месте…
– Сейчас мы на том же самом месте. Ну, почти. Я не помню точно, где мы тогда с Ярдой стояли.
– А я помню. Именно здесь. Нас не арестуют за распитие… в общественном месте?
– Нет, - улыбнулся Алеш. – Брунцвик нас защитит, - он показал бокалом в ту сторону, где притаилась в тени моста статуя рыцаря.
В ночной Праге особая мистика. А если еще идет снег – это уже похоже на сон, на волшебную сказку. Все чувства обострены до предела. Запах – я помнила запах зимней Праги с детства. Его невозможно разложить на составляющие, настолько все тонко и волнующе. Влажный хруст снега под ногой, тихий гул города, привыкшего за много столетий спать в полглаза. Пузырьки шампанского покалывают язык. Чуть парит внизу темная незамерзшая вода. Легкий морозец пробирается под юбку, пощипывает полоску обнаженной кожи над резинкой чулка. Стоит пошевелиться – кожу прохладно и скользко гладит шелковая подкладка, а шерстяная ткань игриво покусывает сквозь чулок.
Я поставила бокал на парапет, повернулась к Алешу. В его глазах блеснул отсвет фонаря. Замерзшие руки пробрались под полы его незастегнутого пальто, чтобы наконец согреться. Он наклонился и поцеловал меня – легко, едва ощутимо. Губы чуть пересохшие, обветрившиеся на холоде. Я обвела их языком – и они стали мягче, и в то же время тверже, настойчивее. Наверно, я помнила их вкус все десять лет. После того единственного поцелуя в аэропорту…
На ресницы Алеша упала большая снежинка. Я сняла ее губами – холодную, пушистую, и она тут же растаяла. Алеш шептал мне что-то на ухо, а я улыбалась, закрыв глаза. Мне казалось, что я и сама сейчас растаю, растекусь лужицей по камням моста.