Пражский синдром
Шрифт:
– В «Алькрон».
– Название слышала, но не знаю. А что там?
– Камин, свечи и мишленовская звезда.
– Мы же гуся хотели есть, - возмутилась я. – А там, наверно, высокая кухня. Какая-нибудь французская размазня, маленькая какашка на большой тарелке. За тысячу крон.
– Гусь, думаю, найдется, - фыркнул Алеш. – Тем более в Рождество.
Гусь действительно нашелся. А в камине горел огонь, и с картины на стене на нас поглядывала танцующая парочка. Платье хрустко шелестело и холодило спину. В глазах Алеша
– Анна, тут не очень удобно становиться на колено. Надеюсь, ты простишь?
Он достал из кармана пиджака маленькую коробочку. Глаза у меня, наверно, стали как у совички.
– Ты выйдешь за меня замуж?
Кольцо было в том же стиле, что и ожерелье: изумруд и мелкие прозрачные камешки. Наверно, бриллиантики. Я тупо разглядывала их и молчала.
– Анна?..
– Алеш, если б ты знал, как мне хочется сказать «да»…
– Марта? Ты не можешь ответить, пока не познакомилась с ней?
С трудом проглотив комок в горле, я молча кивнула. Алеш взял мою левую руку и надел кольцо на безымянный палец.
– Тебе не обязательно отвечать сейчас. Если вдруг не получится, тогда это будет просто еще один подарок на день рождения. Только я тебя прошу… Если увидишь ее и поймешь, что не сможешь… скажи тогда сразу, не тяни.
Я потянулась через стол и поцеловала его, едва не опрокинув бокал вина.
15.
Я сидела на службе в церкви святого Микулаша – Николая – и делала вид, что полностью погружена в молитву. Когда надо было встать, вставала вместе со всеми и снова садилась. Но ни слова не слышала. Точнее, не слушала, потому что думала о своем.
Когда-то мы с мамой ходили в эту церковь послушать орган. А теперь в нее и зайти-то бесплатно можно было только во время мессы. Я пришла, когда прихожане, здороваясь друг с другом, рассаживались по скамьям, на свои привычные места. Я устроилась на самой последней, где никого не было. Выглядывала Алеша с Мартой, но они, наверно, пришли раньше и сидели где-то впереди.
Мы договорились, что встретимся сразу после службы – как будто случайно. А дальше уж по обстоятельствам, как получится. Я волновалась так, что аж подташнивать начало.
Аня, возьми себя в руки. Девочка тебя не съест. Тебе и надо только поздороваться и посмотреть на нее.
Пять дней прошли, как один час. Волшебная сказка…
То, что мы с Алешем сказали друг другу в первую ночь – это все-таки было не совсем правдой. «Я хочу любить тебя и верю, что мы сможем полюбить друг друга» - так вернее.
– Я не слишком поторопился? – спросил он, когда мы вернулись домой из «Алькрона». – Мне показалось, ты испугалась.
– Не знаю, - честно ответила я. – Может быть. Немного. Немного испугалась. Слишком все быстро. Но спасибо, что дал возможность не отвечать сразу.
Запах роз в вазе мешался с запахом хризантем – что-то странное, сладко-горькое. Мы сидели на
– Какие старые игрушки, - я встала и дотронулась до стеклянного солдатика с ранцем за спиной.
– Stoj'i voj'ak na varte, na varte... Это мне дедушка пел, когда я маленькая была.
– Словацкая песня, - кивнул Алеш. – А игрушки – еще моей прабабушки. Марта их очень любит.
– Хочешь, расскажу один мамин секрет? – засмеялась я. – Когда ей было года три, ее привели на елку к министру обороны Мартину Дзуру. Слышал про такого?
– Ну кто же про него не слышал.
– Дедушка переводил самых-самых генералов из штаба Варшавского договора. Ну и на елке тоже с ними был. И маму с собой взял. Ей предложили выбрать любую игрушку с елки. Она выбрала божью коровку. А заодно влюбилась в Дзура. До сих пор вспоминает: мол, это был самый красивый мужчина из всех, кого я когда-то любила. А берушка у нее до сих пор хранится, только с дырой в животе: кот елку уронил.
– Анна, - Алеш покачал головой, - на тебе надо жениться хотя бы уже ради такой тещи. Пани Алла великолепна.
Он потянул меня за руку к себе, и когда я села рядом, сказал тихо:
– Может, я и правда слишком тороплюсь, но… я очень боюсь потерять тебя снова.
Я сидела, поджав ноги, запрокинув голову ему на плечо, закрыв глаза. Алеш держал мою руку и поглаживал пальцы, один за другим, как когда-то в такси. Тепло его дыхания, запах елки и прохладного парфюма, музыка, огоньки, медленно гаснущие и загорающиеся снова – все это завораживало, гипнотизировало.
Его глаза, в которые хотелось смотреть долго-долго, губы, от которых было не оторваться, руки, от которых по всему телу разливались горячие волны…
Та ночь была совсем другой. Так мягко, нежно, неторопливо… Я таяла от его поцелуев и прикосновений, растворялась, исчезала. Он шептал мне на ухо слова, от которых жарко горели уши и так же жарко отзывалось внутри. А я отвечала – по-русски, и даже если Алеш не понимал значение слов, он не мог не понять те чувства, которые я в них вкладывала.
– Анна… - повторял он, и мое имя рассыпалось льдистыми искрами, прохладно-голубое, мерцающее в темноте.
Потом я уснула, тесно прижавшись к нему, обняв, но даже во сне чувствовала тепло его тела и запах, от которого кружилась голова. Почти уже забытое ощущение полного покоя и безопасности…
– Прости, Анна, мне надо немного поработать, - сказал Алеш смущенно. – Закончить пару рисунков. Ты еще мою мастерскую не видела. Пойдешь со мной?
– А я не буду тебе мешать? Может, мне лучше пойти погулять?