Пражское солнце
Шрифт:
— А почему зовут меня? У них там, в Лондоне, есть отличные налетчики!
В его удивлении проскальзывали нотки свойственного горцам недоверия, выработавшегося за многие поколения у крестьян, привыкших защищать свои земли.
— Налетчики есть, альпинистов нет, — уточнил корсиканец. — Кроме того, ты служил в горно-стрелковых частях и, кажется, водил вертолет. Им это тоже подходит.
— Точно, — подтвердил Жюрассьен.
Он заинтересовался делом. И не только он. Полицейские дрожали от нетерпения.
— Если ты согласен, — продолжал корсиканец, —
Установившуюся тишину нарушало только сопение обоих бандитов. Наклонившиеся над приемником полицейские, затаившись, ждали. Наконец горец произнес:
— Я согласен. Объясни.
Приемник содрогнулся от вздоха облегчения. Судя по силе этого звука, корсиканец, в случае успеха миссии, получал приличную сумму.
— Все просто, — произнес он. — Я принесу тебе бумаги, и 22 июля ты отправишься в Прагу. Там, на месте, они войдут с тобой в контакт. Усек?
— Усек. Но пока я буду ждать, надо бы…
В приемнике опять послышался циничный смешок.
— Все предусмотрено. Вот миллион старыми, чтобы скрасить тебе ожидание.
Полицейские ясно услышали шлепок упавшей на стол пачки купюр.
— Теперь я обрываюсь, — сказал тот же голос. — В паспорте ты будешь называться Жюстен Парфэ. Ты не против? Они сочли это остроумным. И я тоже, — добавил он, смеясь от чистого сердца.
— У них полно юмора, — невозмутимо ответил Жюрассьен. — Возьми мои фотографии. А оружие? Они достанут?
— Они сделают все как надо. Ни о чем не беспокойся. Ну, чао!..
Коротким движением Ле Гофф выключил приемник и показал на телефон:
— Скорее, Сериски. В первую очередь свяжись с группой в машине. Пусть они возьмут корсиканца, когда он будет выходить. Но без шума. А мы…
Он не договорил, чтобы не мешать своему помощнику выполнять приказ.
— Красный — центру. Красный — центру.
Щелчок. После короткого ожидания:
— Предупредите Синего. Он может брать объект. Конец. Подтвердите прием.
Едва он положил трубку на рычаг, как Ле Гофф снова включил приемник, чтобы послушать, что происходит в соседней комнате. Хлопнула дверь, потом скрипнул матрас. Должно быть, Жюрассьен лег на кровать. Лоб Ле Гоффа прорезала морщина. Сериски ждал его приказов.
— Надо сообщить Ярду и Интерполу, — заявил наконец начальник бригады. — Тубек нас не касается. Этим грабежом в Праге займется Интерпол. Они сообщат туда, и Тубека возьмут. А Лондон займется организаторами.
— А мы — корсиканцем и Жюрассьеном?
— А мы — корсиканцем и Жюрассьеном, — с сожалением повторил Ле Гофф, снимая трубку телефона. — Я знаю, о чем вы подумали, Сериски. Было бы здорово, если бы мы смогли довести дело до конца и взять их всех с поличным, но, увы… Прага — не Париж.
Он набрал номер и произнес:
— Уголовную полицию. Соедините меня с директором.
Закрыв рукой микрофон трубки, заметил:
— К счастью, он еще не уехал в отпуск. Хочу поставить его в известность, прежде
Затем, не отводя глаз от приемника, из которого доносился храп, и прижимая к уху трубку, он закурил «голуаз» и закашлялся.
10
Секретарь почтительно раскрыл дверь кабинета начальника уголовной полиции.
— Да? — спросил тот.
Секретарь объявил:
— Старший комиссар Ле Гофф, господин директор.
— Пусть войдет, Бертран, — приказал тот.
Бертран отступил и тщательно закрыл дверь за одетым в летний костюм Ле Гоффом.
В кабинете, кроме директора, сидели еще двое, вставшие при появлении комиссара.
— Старший инспектор Уилсрик из Скотланд Ярда, — представил начальник полиции по-французски.
Ален Ле Гофф церемонно пожал руку, протянутую ему английским коллегой — широкоплечим рыжим мужчиной с тяжелой челюстью.
— Специальный агент Финансового управления США Майк Копполано, — представил директор второго незнакомца.
Ле Гофф пожал его большую руку.
— Рад познакомиться, — улыбнулся он высокому блондину атлетического сложения, показавшему в ответной улыбке ослепительно белые зубы.
— По взаимному соглашению между нашими министерствами, — начал директор, когда все сели, — мы отказываемся от ведения дела о «Пражском солнце» в пользу месье Копполано.
Ален Ле Гофф бросил удивленный взгляд на высокого американца, а директор тем временем продолжал:
— Эта история может показаться вам очень сложной, Ле Гофф. На самом деле она совершенно ясна. Я предлагаю месье Копполано самому рассказать ее вам.
Начальник бригады по борьбе с организованной преступностью посмотрел на повернувшегося к нему американца — коротко остриженные волосы, волевой подбородок, голубые глаза, развитая мускулатура без намека на жир. «Упрям, — подумал комиссар, знавший таких людей. — Честный полицейский. Должно быть, очень опасен для преступников».
— Прежде всего, позвольте мне поблагодарить вас, — начал Майк Копполано, обращаясь к Ле Гоффу. — Без вас мы бы никогда не узнали, где скрывается Рихард Тубек, поймать которого мы хотим любой ценой. Особенно я.
Брови Ле Гоффа удивленно поднялись.
— Том О’Банниен, американский агент, убитый Тубеком, был моим лучшим другом, — объяснил Майк немного дрогнувшим голосом. — Он был больше чем просто другом.
Он достал пачку своих любимых сигарет «кэмел», предложил всем присутствующим и закурил сам, чтобы не дать своим чувствам вырваться при свидетелях. Но это было сложно. Смерть Тома, о которой он узнал в Нью-Йорке, ошеломила его и Конни, его жену. Том? Тот, с кем он столько раз рисковал, кто присутствовал при кончине Луи Копполано, его приемного отца. Чтобы вырастить его, Майка, и дать ему образование, отец связался с гангстерами, друзьями своей юности, прошедшей в Браунсвилле. Том, частица тела и души Майка, которую Тубек… в Лондоне… в упор… не дав ни малейшего шанса.