Предания нашей улицы
Шрифт:
— Этот человек безумец! Да поможет тебе Аллах, дочь моего брата!
Садек вскочил и, подойдя к Касему, поцеловал его в лоб.
— Этими словами ты вернул мне веру в себя! А Хасан решительно заявил:
— На нашей улице убивают из-за миллима, а то и вовсе ни за что. Чего же бояться смерти за правое дело?
В этот момент послышался голос Савариса, который звал Закарию. Закария высунулся из окна и пригласил футувву зайти. Саварис вошел в дом, сел с угрюмым видом и пробурчал:
— Я и не знал, что в нашем квартале объявился
Закария извиняющимся тоном пробормотал:
— Все не так, как тебе рассказали, муаллим.
— То, что мне рассказали, гораздо хуже!
— Шайтан сбил с панталыку наших детей! — заохал Закария.
— Лахита рассказал мне ужасные вещи о твоем племянничке, — продолжал Саварис. — Я считал его разумным юношей, а оказалось, он безумнее любого безумца. Слушайте меня внимательно. Если я не приму мер, то Лахита сам вас проучит. Но я никому не позволю ущемлять мое достоинство. Каждый должен знать свое место. И горе тому, кто будет проявлять упорство.
Саварис запретил друзьям Касема бывать в его доме. Он сам взялся следить за ними и расправлялся с каждым, кто осмеливался нарушить его запрет. Приблизившегося к дому Касема Садека он ударил, Абу Фисаде дал затрещину, Закарии велел не выпускать Касема из дома, пока буря не утихнет.
Так Касем оказался узником в собственном доме. Никто, кроме Хасана, не приходил навестить его. Но никакая сила на нашей улице не может заточить в тюрьму новости.
В кварталы Габаль и Рифаа просочились слухи о том, что произошло в квартале бродяг: об иске, который собирался предъявить управляющему Касем, о десяти условиях и даже о встрече Киндиля, слуги Габалауи, с Касемом. Новости эти вызвали волнение в душах. Одни смеялись, другие негодовали. Как— то Хасан сказал Касему:
— Вся улица взбудоражена, в курильнях только и разговору что о тебе. Касем обратил к нему свое задумчивое, каким оно стало в эти дни, лицо и сказал:
— Мы сидим взаперти, а время идет.
— Нельзя требовать от человека невозможного, — успокаивающе проговорила Камар.
— Наши друзья полны решимости, — сообщил Хасан.
— Правда ли, — спросил Касем, — что в кварталах Габаль и Рифаа меня считают лжецом и сумасшедшим?
— Трусость испортила людей, — потупил взор Хасан. Касем недоуменно покачал головой.
— Почему потомки Габаля и Рифаа обвиняют меня во лжи? Разве они забыли, что первый встречался с Габалауи, а второй беседовал с ним? Почему же они не верят мне, ведь они прежде других должны поддержать меня?!
— Болезнь нашей улицы трусость, и поэтому они заискивают перед своими футуввами.
Тут с улицы послышался крик Савариса, похожий на звериный рык. Футувва ругался и сыпал проклятиями. Вся семья прильнула к окну и увидела, что Саварис схватил за шиворот Шаабана и орет:
— Что тебя сюда занесло, сукин сын?
Юноша пытался высвободиться, но футувва крепко держал его левой рукой за горло, а правой бил
— Оставь его, муаллим!
Футувва, продолжая избивать свою жертву, огрызнулся:
— Пошел вон, если не хочешь, чтоб я и тебя отделал. Касем крепко схватил Савариса за руку.
— Я не позволю тебе убить его!
Саварис опустил Шаабана, и тот упал без чувств на землю. Схватив корзину с землей, которую несла на голове проходившая мимо женщина, футувва надел ее на голову Касему. Хасан хотел было бросится на помощь другу, но оказавшийся рядом с ним Закария обхватил сына обеими руками и удержал его. Касему удалось снять с себя корзину, все лицо его было в земле, он чуть не задохнулся. Земля засыпала его одежду. Закричала Камар, а за ней Сакина. Прибежал Увейс, из соседних домов повыскакивали мужчины, женщины и дети. Поднялся страшный шум. Закария по-прежнему сжимал руку сына и умоляюще смотрел на него. Увейс подошел к Саварису и сказал:
— Прости его ради меня, муаллим! Многие поддержали его:
— Аллах велел прощать, муаллим!
— Это — родственник, тот — заступник, — злобно ворчал Саварис, — а я по их милости из футуввы превратился в бабу!
— Боже сохрани, муаллим! — воскликнул Закария. — Ты наш господин и краса всех мужчин!
Саварис направился в кофейню, а люди подняли Шаабана и стали приводить его в чувство. Хасан кинулся помочь Касему отряхнуться от пыли, и все после ухода Савариса выражали Касему свое сочувствие.
79
Вечером того же дня в одном из жилищ в квартале бродяг запричитали, заголосили женщины, оплакивая умершего. Касем высунулся из окна и спросил у торговца семечками, что произошло.
— Шаабан умер, долгие тебе лета, — услышал он в ответ. Пораженный в самое сердце, Касем поспешил к дому Шаабана. Во дворе уже собрались жильцы с нижних этажей. Опечаленные случившимся, они обменивались соболезнованиями и выражали свое негодование. На верхних этажах эхом отдавались голоса других собравшихся там людей. Какая-то женщина сказала:
— Он не умер, его убил Саварис!
— Да поразит тебя гнев Господень, Саварис! — откликнулась другая, а третья возразила им:
— Его убил Касем. Это он все выдумывает небылицы, а наших мужчин убивают из-за него.
Касем пришел в уныние от этих слов и стал подниматься на первый этаж, пробиваясь сквозь толпу, к квартире убитого. В коридоре, возле двери Шаабана, он увидел своих друзей, бледные лица которых освещал укрепленный на стене фонарь. Здесь были Хасан, Садек, Аграма, Абу Фисада, Хамруш и другие. Садек со слезами на глазах молча подошел и обнял Касема. Хасан, лицо которого в свете фонаря казалось мертвенно-бледным, сказал: