Предания старины глубокой
Шрифт:
Когда Джамалутдин, работая у хана, стал предсказывать довольно точно исход того или иного дела, отношение к нему изменилось, хан стал даже советоваться с ним.
Рассказывают, как Джамалутдин предсказал хану рождение сына. Это было так. Аслан-хан велел позвать к себе Джамалутдина, который занимался своими делами на нижнем этаже дома. Джамалутдин поднялся на второй этаж и проходя по коридору к ханскому покою, встретился с ханшей Умукусюм. Аслан-хан услышал, как Джамалутдин в коридоре обратился к кому-то с приветствием: “Салям алейкум!”, причем, было произнесено это приветствие как-то нерешительно
– Что это ты, Джамалутдин, хочешь ввести новый мусульманский обычай, говорить “салам алейкум” женщинам? – удивился хан.
– Нет, мой высокий хан, я отдавал салам не твоей жене, а сыну твоему, что скоро появится на свет, – ответил Джамалутдин.
– Что ты говоришь?! Кому ты еще сказал об этом? – спросил пораженный хан и велел Джамалутдину плотно прикрыть дверь комнаты.
– Нет. Я только ответил на твой вопрос.
– Тогда, пожалуйста, никому не говори! Мало ли у меня недругов! Если же то, что ты сказал, свершится, я щедро одарю тебя, – пообещал хан.
У Аслан-хана тогда не было сына, а только дочери, и сын был его сокровенным желанием, как у всякого хана. Прошло несколько месяцев и у Аслан-хана родился сын, прозванный Нуцалом. Хан сдержал своё слово – подарил Джамалутдину три селения в Кюринском округе.
Сон Джамалутдина
В те времена сыновей женили рано, а дочерей выдавали еще раньше. Родители Джамалутдина напомнили восемнадцатилетнему сыну, что ему пора обзавестись семьей. Собрался семейный совет, чтобы обсудить женитьбу Джамалутдина. Называли имена разных возможных невест. Наконец Джамалутдин сделал выбор сам, остановился на одной из своих родственниц. Решили послать сватов к невесте. Но в ночь перед назначенным днем Джамалутдин увидел странный сон. Как будто очутился он в доме своего устаза в Согратле. На веранде стояла дочка устаза, белолицая и черноволосая красавица, и то целовала, то облизывала поочередно свои руки.
– Что ты делаешь? – удивился Джамалутдин.
– Вот уже три года я слизываю капли воды, падающие на мои руки с твоих рук, когда ты умываешься, – ответила девушка.
Джамалутдин проснулся. Странный сон взволновал его, он так и не заснул до самого утра. Аварские женщины, даже девочки не показывались мужчинам, иначе, как с закрытым лицом. Потому ни жен, ни дочерей своего устаза Джамалутдин не видел в лицо. Они приносили кувшин с водой и тазик для умывания, но ни общаться, ни видеться с ними ему не доводилось. “Что бы это значило?” – подумал Джамалутдин и решил поехать в Согратль.
Поднялся он спозаранку и велел работнику оседлать коня. На шум вышла мать. Джамалутдин сказал ей, что должен по неотложному делу съездить к своему устазу и, чтобы подождали со сватовством до его возвращения. С отцом он не виделся, да и видеться с ним ему не хотелось, ибо отец всегда вникал в самую суть дела, пришлось бы Джамалутдину сказать о цели поездки, а мать без лишних вопросов довольствовалась тем, что ей скажет сам сын.
Дорога была дальняя, но хорошо ему знакомая, понимал он и аварскую речь,
С приближением к Согратлю Джамалутдин заметил, что им овладевает странное чувство то ли тревоги, то ли волнения. У ворот своего учителя он спрыгнул с коня, невольно поднял голову и увидел в окне лицо девушки, удивительно напоминающее то, что увидел во сне. Девушка мигом исчезла и больше не показалась.
Устаз был безмерно рад приезду Джамалутдина, не знал, чем его угостить, где его посадить и все повторял: “Говорил же я, что сегодня ко мне явится желанный гость!”
После традиционных распросов и угощения Джамалутдин объяснил устазу истинную цель приезда: рассказал свой сон.
– Это не вещий сон, это чертов сон! Когда ты находился у меня, дочь моя была еще ребенком, вряд ли она тебя вообще помнит. К тому же она уже засватана, скоро свадьба. Выдаем за родственника, хороший парень, хорошие люди…
– Один Аллах знает, кому, что суждено, учитель. Мы не можем изменить предначертавшую нам судьбу, – сказал Джамалутдин. Тревожно у него прошла ночь, а утром, собираясь в обратный путь, Джамалутдин почувствовал, что ноги его отяжелели, а в душу снова закралась тревога. Вместо слов прощания Джамалутдин сказал:
– Отец, не могу я уехать обратно… Не хотят идти мои ноги, пока вы не спросите дочь свою, как она расположена ко мне.
Устаз подозвал свою жену и велел ей поговорить с дочкой. Ответ был неожиданный для родителей, но однозначный: “Если Джамалутдин согласен взять меня в жены, я не выйду за другого, даже если сам пророк придет меня сватать!”
– Все. Значит это воля Аллаха. Если она согласна, я тоже не женюсь на другой. А теперь я отправлюсь домой и улажу свои дела, – сказал Джамалутдин и, вытянув руки вперед, начал читать молитву. Вместе с ним молился и устаз.
Через несколько недель Джамалутдин женился на дочери своего устаза.
Шейх Магомед-Яраги
В те самые времена в селении Яраг Кюринского округа жил известный мусульманский шейх Магомед-Яраги (то есть Магомед из Ярага), проповедник и поклонник тариката. Была у шейха своя медресе, где обучались муталимы из разных концов Дагестана и Азербайджана. Шло тогда в Яраг много народу, кто за советом к шейху, кто за его помощью, другие – принять от него тарикат и стать его мюридами, распространять его учение у себя на родине.
Учение тариката требовало от мусульман строго придерживаться всех законов, предписанных верующим в Коране. Тарикатские шейхи в Дагестане проповедовали самый известный из четырех путей тариката – Накшубандийский, путь пророка Мухаммеда. Этот путь означает постоянное занятие лучшими молитвами, поминающими бога, искреннее раскаяние в грехах, просить прощение у обиженных, избавляться от всего, что противно богу: от дурных и низких поступков, рождаемых эгоизмом, избегать чревоугодия, лишнего сна и разговоров, прибегать в своих молитвах неуклонно следовать пути Мухаммеда, довольствоваться своим положением и своей судьбой. Накшубандийские шейхи собирали учеников и принимали от них обеты.