Преданная. Невеста

Акулова Мария

А я в ответ фыркаю так же, как «Крис» фыркала на балконе. Становлюсь еще сильнее на нее похожей.

Можно, конечно. Всё можно, ваша честь.

– Благодаря усилиям твоей родни я оказалась почти в таком же платье, в каком была Кристина. Может ты не обратил внимания, но твою бывшую аж скривило. Мне тоже было неприятно. Впредь, пожалуйста…

Я раньше никогда себе подобного не позволяла. Слава не знает, что такое мои претензии. Их раньше и не было. А теперь… Вдвоем "наслаждаемся".

Я замолкаю,

Слава не бросается кусать в ответ. Оправдываться тоже.

По истечению десятка сердечных ударов я слышу глуховатое:

– Я учту. Что-то еще?

Его терпеливое «смирение» срабатывают явно не так, как планировалось.

В висках пульсом бьет отчанное: ты. Меня. Используешь! Ты не человека во мне видишь. Инструмент.

– Еще ты мог бы не так явно изображать равнодушие. И более четко определить мой статус. Никогда не хотела собирать слушки про успешную карьеру в эскорте.

Сквозь темноту впитываю кожей хмурый взгляд. Его "спокойствие" точно так же пошатывается. Возможно, приходится то и дело напоминать себе, что терпит меня для дела.

А мне хочется мстить. Усложнять задачу.

Ну или плакать.

– Кто тебе сказал про эскорт?

Улыбаюсь.

– Какой-то мужик, который запомнил меня еще когда ты приказал приехать в мужской клуб. Помнишь, ты надо мной тогда издевался?

Слава выдыхает и делает шаг на меня. Протягивает руку. Я своей дергаю назад. Прячу обе за спину и отступаю.

– Юль...

Я зря сама себе напоминаю ту ночь. И даже его реакция удовлетворение не дарит. Грудную клетку распирает.

Тогда я отдала ему себя целиком и полностью. Он взял. Он, блять, взял! Он все обо мне знает. Что я люблю. Что я его.

Пользоваться мной — слишком жестоко.

На глаза наворачиваются слезы. Я сгоняю их злом. А еще радуюсь тому, что свет так и не был зажжен.

– Я потому и не хотел, чтобы ты шла. Там всякие люди. Ты не готова. А показывать наши настоящие отношения – это ставить под угрозу наш план.

От ладно выстроенных в логический ряд слов о нашем плане к горлу подкатывает тошнота. Он не наш. Он ваш. А я… Пешка, которая заводится с хорошего траха.

– Я предлагала сказать Смолину, что не смогла тебя уговорить. Ты решил иначе. Значит ты ответственен. И больше не смей меня таскать на эти ваши сборища. Услышал?

Разворачиваюсь и не дожидаясь ответ сбегаю в его спальню. Хлопаю дверью, сбрасываю одежду, украшения и обувь.

Сердце разгоняется и разгоняется. Мне жарко. Эмоции расплескиваются через край.

Обмахиваю себя ладонями и прислушиваюсь к звукам в коридоре. Их нет.

Почему-то перед глазами картина, как Тарнавский продолжает стоять на том же месте и смотреть в условную точку. Растерян. Наверное, не ожидал.

Только и настоящих причин моего "срыва" он не знает. Во мне долго копилось, но только сейчас все складывается, доставляя боль.

Я раньше думала, что все мои сомнения – плод неуверенности

в себе. А сейчас понимаю: интуиция. Это все интуиция. Она не врет.

Услышав первый же шаг – отталкиваюсь голыми пятками от пола и сбегаю еще дальше – в ванную.

Мне хочется или самой заказать такси и уехать или попросить об этом Тарнавского, но понимаю, что он не отпустит.

Под горячим душем меня бьет крупная дрожь. Я осознаю себя пойманной в западню. Это чувство не ново, я в нем жила несколько месяцев и до вставших дыбом волос боялась повторения.

С остервенелым фанатизмом вспениваю намертво залакированные волосы, когда в ванную стучатся. Не отвечаю. Намыливаю еще агрессивней.

Ручка едет вниз.

Через запотевшую створку вижу, как он заходит. Уже без пиджака и галстука, но в рубашке. В кулаке – мое брезгливо сброшенное на пол платье, стоившее баснословных денег. Интересно, а бирку они специально оставили? Чтобы я впечатлилась? А какой вообще бюджет заложен на мое обольщение? Мне потом все надо будет вернуть?

Жмурюсь и запрокидываю голову. По лицу бьют горячие-горячие струи. Стекают по шее и груди.

Слышу шорох и оглядываюсь.

Слава опускает платье на пьедестал раковины. Четко на то место, где утром меня трахал.

Вспоминаю, как это было. С головы до ног шпарит кипятком. Часто моргаю, чувствуя, что глаза щиплет.

Подставляю лицо воде и сгоняю пену. Раз за разом. Под шелест воды и одежды.

Не знаю, зачем позволяю ему.

Не знаю.

Раздевшись, он шагает сзади. Жжет взглядом лопатки. Я жду контакта, как расстрела. Первым чувствую тепло тела. Дальше – ладони ложатся на мои бедра. Он делает еще один шаг. Как будто навстречу, но я чувствую все иначе. Сегодня – абсолютно. Я презюмировала нашу с ним искренность. Но что, если делала это зря?

Он гладит мою кожу пальцами. Склоняется и ведет носом по шее. Так, как я люблю.

Потому что это люблю я или потому что меня любит он?

Господи, как сложно.

– Юль, – зовет тихо. Мое сердце начинает кровоточить. Не надо. Я жмурюсь, подставляя лицо струям. Хочу сосредоточиться на них, но он мне мешает. А я разрешаю мешать.

Гладит живот. Целует за ухом. Ведет носом по коже.

– Прости. Я очень жалею, что тогда так себя с тобой вел. Ты не заслуживаешь. Я знаю. Я пытаюсь исправить всё.

Сердце летит на мелкий кафель и разбивается в крошку. Чему верить?

Кому верить?

Тебе?

Себе?

Ей?

Ты настолько ужасный, что можешь врать даже так?

Меня так распирает, что я даже дрожь скрыть не могу. Он наверняка ее чувствует. Вдавливает в себя. Я захлебываюсь переизбытком чувств.

Обнимает поперек живота и груди. Плотнее вжимается губами в мою скулу. Целует.