Предать – значит любить
Шрифт:
Катя даже приостановила коляску от простой мысли, которая вдруг пришла в голову. Они с Гришенькой живут за счет Кривицкого! Разве ее маленькой зарплаты библиотекаря хватило бы на платье, которое сейчас на ней надето, на Гришенькину коляску и те продукты, которые они ежедневно едят? Конечно нет! Она, Катя, просто забыла, что сыр в ее родной семье всегда был только к празднику, а колбасы в отцовском доме покупают исключительно по двести граммов, чтобы каждому по кусочку к ужину – и все. Да она же паразитирует на Виталии и не замечает этого!
Катя
Весь оставшийся вечер Катя была полна решимости серьезно поговорить с Виталием, но очередная простая мысль заставила ее впасть в полное отчаяние. Ведь если она окончательно откажет Кривицкому, ей придется куда-нибудь съезжать с этой квартиры! С маленьким ребенком! Куда?! Не обратно же родителям на шею? Конечно, Виталий, как человек благородный, не сможет ее выселить отсюда, а значит, вынужден будет вернуться в жалкую комнатку при больнице. Но она не сможет этого допустить, а потому ее положение совершенно безвыходно...
Когда Виталий Эдуардович вернулся из больницы, на Катю просто жалко было смотреть.
– Что опять случилось? – спросил он, предварительно удостоверившись, что ребенок спокойно спит в своей кроватке. – Неужели Сметанин снова посмел...
После жалкого Катиного лепета о том, что жизнь ее никчемна и потому кончена, что она не имела никакого права усыновлять Гришеньку, потому что он потом будет ее только ненавидеть, Виталий тяжело вздохнул и сказал:
– У тебя только один выход.
– Какой? – встрепенулась Катя и с большой надеждой посмотрела на человека, который всегда умел ее выручить.
– Все тот же – выйти за меня замуж. Тут уж все вынуждены будут заткнуться: и Петька Сметанин, и те, кто сейчас смотрит в нашу сторону косо. Ну, посплетничают еще с месяцок, а потом найдут себе другой объект для обсуждения и проработки на партийных собраниях.
И Катя сникла. Она не могла не признать, что предложение Кривицкого было выходом. Она отказывалась идти в ЗАГС, потому что брак с отцом Германа казался ей чуть ли не кровосмесительным, хотя конечно же таковым не был. Но в создавшейся ситуации только брак мог их спасти.
– Или ты больше не любишь меня, Катенька? – спросил Виталий, и она тут же отозвалась, горячо и искренне:
– Люблю! И ты это знаешь!
– Так давай поженимся, чем и утрем всем нос!
И они, возможно, действительно поженились бы. Во всяком случае, этой ночью Кате казалось, что она уже на самом законном основании обнимает и целует главврача городской больницы. Но в одно утро все переменилось.
– Вот так номер!! – сквозь чуткий утренний сон услышала Катя и открыла глаза. Потом приподнялась на локте и увидела, что возле их постели стоит
– Костя... – выдохнула она, и в этот момент проснулся Виталий. Он потер глаза, перехватил Катин взгляд, выражающий смертельный ужас, и, обернувшись, увидел сына.
– Костя?! Почему не телеграфировал, что приедешь? – спросил он так просто и естественно, будто его совершенно не волновало, в каком пикантном положении его застал сын.
Константин усмехнулся и ответил:
– А чтобы увидеть эту картинку во всей красе...
Тут как раз проснулся Гришенька и заявил о себе в полный голос. Константин переменился в лице: он явно не заметил детскую кроватку.
– Так вы что, и это уже успели? – спросил, вглядываясь в ребенка, но потом, прикинув в уме, с удивлением констатировал: – Нет, он никак не может быть вашим... Ничего не понимаю... Может быть, объясните?
Константин поставил на пол чемодан и уселся на стул против раскинутого на полкомнаты дивана.
– Лучше раздевайся, – предложил ему отец, – умойся с дороги, за завтраком все тебе расскажем.
– Какой уж тут завтрак! – зло сказал Константин. – И вы не помрете: позавтракаете позже – воскресенье, поди!
– Ну вообще-то у меня сегодня дежурство, – начал Виталий Эдуардович, но сын его бесцеремонно оборвал:
– А мне плевать на твое дежурство! Ты лучше объясни, какого черта ты спишь с Геркиной женой?!
Гришенька, испугавшийся незнакомого и явно враждебно настроенного человека, зашелся в диком плаче. Катя подхватила ребенка и попыталась его успокоить. На ее руках он несколько затих, со страхом поглядывая на незваного гостя.
– Ну... как тебе известно, Герман... погиб... – начал Виталий Эдуардович.
– А ты будто только этого и ждал!! – бросил сын.
– Не говори ерунды!
– Вот так ерунда! Ты запросто спишь с его женой, будто это нормально!!
– А что же в этом ненормального?
– Да хотя бы то, что она в дочери тебе годится! Только не вздумай мне рассказывать байки о сердце, которому не прикажешь, и прочую дребедень! Прикажешь! По себе знаю!
Катя решила, что ей лучше не присутствовать при разговоре отца с сыном, и хотела уйти с малышом в кухню, но Константин резко схватил ее за полу развевающегося халатика и гаркнул: «Куда?!!» Успокоившийся Гришенька опять залился плачем.
– Ты пугаешь ребенка, – дрожащим голосом сказала Катя.
– Извини, не подумал... У меня же нет ребенка... И откуда вы его только взяли?
– Вот это тебя точно не касается, – отрезала справившаяся с первым потрясением Катя.
– Меня касается все, что с тобой связано!
– В каком смысле? – спросил Виталий Эдуардович, который так и сидел на постели, спустив ноги на пол.
– А в таком, что я люблю ее, и она знает это!!
– Я не знала, – с трудом произнесла Катя, чтобы хоть что-то сказать в ответ.