ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ
Шрифт:
— Ты не забыл про Катю, Дэн? Она ведь не сможет поехать с нами. Ей придется остаться и ходить на работу.
— Ну и что? Почему мы не можем поехать вдвоем, мама? Как раньше?
— Потому что теперь Катя — член нашей семьи. Ты ведь знаешь.
Он нахмурился и отвернулся.
— А сейчас она, кстати, готовит для тебя завтрак, — добавила Ясмин. — Печет твои любимые оладушки.
— Она может делать все, что хочет, — буркнул Дэниел.
— Эй, сынок. — Ясмин нагнулась над ним. Ей было очень важно, чтобы он понял. — Катя живет с нами. Она моя подруга. Ты ведь
— Это значит, что мы никуда не можем поехать без этой глупой коровы.
— Ну-ка прекрати! — Она прикоснулась к его щеке. — Нельзя так говорить. Даже если бы нас было только двое, ты и я, мы бы все равно не смогли поехать в «Дисней уорлд». Так что не надо демонстрировать свое недовольство Кате, мой мальчик. Это у меня нет денег на такую поездку, а не у нее.
— А зачем тогда ты спрашивала? — обвинил он ее с изощренностью, свойственной одиннадцатилетним детям. — Если ты с самого начала знала, что мы все равно не сможем поехать, зачем спрашивать куда?
— Я спрашивала, что ты хочешь делать, а не куда ты хочешь поехать, Дэн. Это ты сам придумал.
Ясмин поймала его на жульничестве, и Дэниел знал это, однако чудо ее сына состояло в том, что он каким-то образом не приобрел привычки спорить и пререкаться, как любят это делать дети его возраста. И все-таки он был еще ребенком и не обладал необходимым арсеналом для борьбы с разочарованием. Поэтому его лицо помрачнело, он скрестил на груди руки и устроился на кровати дуться.
Она приподняла его голову за подбородок. Дэниел сопротивлялся. Она вздохнула и сказала:
— Когда-нибудь у нас будет больше денег, чем сейчас. Но надо немного подождать. Я люблю тебя. И Катя тоже. — Ясмин поднялась с кровати и пошла к двери. — А теперь вставай, Дэн. Чтобы через двадцать две секунды я услышала, что в ванной льется вода.
— Я хочу поехать в «Дисней уорлд», — упрямо проныл он.
— Знал бы ты, как я хочу отвезти тебя туда!
Она задумчиво провела рукой по дверному косяку и ушла в спальню, которую делила с Катей. Там она уселась на неубранную постель и стала прислушиваться к звукам в доме: Дэниел поднялся и прошлепал босыми ногами в ванную; на кухне Катя пекла свои фирменные оладьи — заскворчило в раскаленном масле тесто, когда она налила на сковороду очередную порцию смеси, стукнули дверцы стенного шкафчика, откуда она достала тарелки и сахарницу, щелкнул электрический чайник, выключаясь, затем раздался голос Кати:
— Дэниел, ты идешь? Сегодня у нас оладьи. Я приготовила твой любимый завтрак.
«Почему?» — подумалось Ясмин. Она хотела бы задать такой вопрос Кате, но в нем прозвучало бы гораздо больше, чем просто расспросы о смешивании муки и молока, распускании дрожжей и замесе теста.
Ясмин провела рукой по сбитому на сторону одеялу. На простынях все еще сохранились отпечатки двух тел, на подушках — отпечатки двух голов, и по этим следам отчетливо читалось то, как они спали: Катя обнимала ее со спины, Катины теплые руки держали ее груди.
Когда ее подруга прошлой ночью вернулась домой, Ясмин притворилась спящей. В комнате было темно (на протяжении пяти лет все
Этот момент неподвижности нес в себе какое-то значение, но ухватить его целиком Ясмин не смогла. Поэтому она повернулась лицом к подруге, когда та уже натягивала одеяло на плечи.
— Привет, бэби, — пробормотала она сонно и положила ногу поверх Катиной. — Где ты была?
— Утром, — тоже шепотом ответила Катя. — Слишком долго рассказывать.
— Слишком долго? Почему?
— Шшш. Спи. Завтра.
— Я ждала тебя, — проговорила Ясмин.
Она проверяла Катю и, отдавая себе отчет в том, что проверяет ее, не знала пока, что будет делать с результатами. Она подставила губы для поцелуя подруги, вытянула вниз руку, чтобы погладить мягкий кустик ее волос. Катя, как всегда, ответила на поцелуй и после секундного колебания нежно повернула Ясмин на спину. Глубоким горловым шепотом она произнесла:
— Ненасытная девчонка.
На что Ясмин ответила:
— Ненасытная тобой, — и услышала тихий смех Кати.
Что можно понять из акта любви в темноте? Что можно понять из ртов, и пальцев, и прикосновений к мягкой сладкой плоти? Что можно узнать из скольжения по течению, которое в конце концов становится столь сильным, что уже неважно, кто ведет корабль, главное — чтобы он пришел в пункт назначения? Какого рода знание, черт возьми, можно почерпнуть из всего этого?
«Надо было включить свет, — корила себя Ясмин. — Тогда я бы все поняла по ее лицу».
В одно и то же время она убеждала себя, что не испытывает сомнений и что испытывать сомнения — это естественно. Она говорила себе, что в жизни нет ничего бесспорного. И все-таки она чувствовала, что внутри ее затягивается узел неуверенности, как винт, закручиваемый невидимой рукой. Она не хотела обращать на этот узел внимания, но оказалось, что игнорировать его невозможно, как невозможно игнорировать опухоль, угрожающую твоей жизни.
Ясмин затрясла головой, отмахиваясь от тяжелых мыслей. Грядущий день с его хлопотами вступал в свои права. Она поднялась с кровати и стала заправлять ее, говоря себе, что, если ее худшие подозрения окажутся правдой, у нее еще будет возможность узнать об этом.
Затем она пошла на кухню, где одуряюще благоухали пышные оладушки, обожаемые Дэниелом. Катя напекла их столько, чтобы хватило всем троим; они лежали горкой в металлической миске возле плиты, чтобы не остыли. Помимо оладий Катя собиралась подать к завтраку и традиционно английское блюдо: на сковороде уже шипели полоски бекона.