Предатель. После развода
Шрифт:
И злит.
Он не имеет надо мной никакой власти.
Я способна и готова, если что, бороться. За моей спиной — семья, да и сама я не тупая беспомощная клуша.
У меня есть свой небольшой бренд одежды и несколько ателье с десятком подчиненных мне швей. Конечно, Герман будет повыше меня, он же заправляет логистической империей, но я с голода не умру и детей прокормлю даже без его алиментов.
И мне ничего от него не нужно.
Лишь бы ушел и оставил меня в покое.
Но он же отец-молодец и мне точно обеспечены
С Алиной же он порвал.
И она уже мне названивала с истериками, что я буду тупой терпилой, если приму его. Уж несколько номеров заблокировала.
— Мы бы могли бы все начать сначала, Фиса, — Герман поднимается на ноги, делает ко мне шаг и протягивает ко мне руку. — Мы можем сходить к психологу. Это сейчас очень модно.
Я улавливаю в его голосе насмешку над теми, кто обращается к семейным психологам.
— Вот и сходи, — отступаю.
Слышу топот ног по лестнице, и понимаю, что Борька нас подслушивал. И я вполне могу стать для него врагом.
Я же сама категоричная, и сын у меня такой, но обида на Германа тяжелее веры, что у нас с ним есть шанс на счастливое будущее.
Радионяня в форме розового кролика на столики коротко шикает и разрывается криками Афины.
— Уходи.
— Я пойду успокою сына, — хмыкает Герман.
Неужели вместе с мужем я потеряю и сына, который встанет на его сторону? А Борька может, потому что он любит папу. Папа у нас хороший, да, любимый и крутой.
— Не смей настраивать его против меня…
— Да ты сама с этим уже справляешься, — Герман поскрипывает зубами. — Ты прекрасно знаешь, что мальчику важен отец. И он у него будет.
Радионяня продолжает кричать и захлебываться в слезах.
— Иди к нашей дочери. Сисек с молоком, увы, у меня нет, — едко огрызается Герман и выходит из гостиной. — Только в этом у тебя сейчас преимущество перед нашей дочерью.
Глава 5. Ох, потеряете вы его
Два года назад
— Если вы разводитесь, то почему… почему он взял и заблокировал меня? А?
Алина приперлась в одно из моих ателье и требует у меня ответов, почему мой муж порвал с ней отношения.
— Уходи, — стягиваю с шеи сантиметровую ленту. — Я не отвечаю за поступки почти бывшего мужа.
Я так и не плакала.
Даже когда сын показательно собрал вещи в рюкзак и вместе с папой ушел.
От меня тогда будто с мясом и кровью душу выдрали, но я так и не плакала. Сидела у кроватки с Афиной и даже ни о чем не думала.
Борька, конечно, через пару дней вернулся. Закатил истерику со слезами, что он не хочет, чтобы папа жил отдельно. Мы должны жить все вместе, и что совместная опека полная фигня.
Я не выдержала и сказала, что мы не можем жить вместе, потому что у папы новая тетя появилась.
Это
Он загнал меня на кухню, запер дверь и прорычал:
— Решила все же мне войну объявить?
— Ты думаешь, это война? — сказала я тогда. — Это правда! Правда о тебе! Если ты мужик, то неси ответственность за свои потрахушки!
— Ты рушишь нашу семью! Он тебе этого не простит!
И устроил Герман мне осаду с цветами, попытками поговорить и заверениями, что он все осознал, а меня от него воротит.
— Если он не с тобой и не со мной, то с кем? — Алина не планирует сдаваться и отступать.
— Без понятия.
Настырная, наглая мерзавка, которая не понимает, что с ней было весело и забавно ровно до того момента, пока я не узнала.
— Может, ты с ним поговоришь?
— Что? — я аж теряю дар речи. — Поговорю о чем? О том, чтобы он к тебе вернулся?
А после я смеюсь. К нам выглядывает главная закройщица, и я цежу сквозь зубы Алине:
— Вали нахрен. Совсем, что ли, мозгов нет?
— А чего сразу оскорблять?
— Ты, блять, спала с моим мужем! — Вскрикиваю я.
Мне уже все равно, что меня слышать мои подчиненные. Я устала. Меня выматывает сын, бессонные ночи с годовалой дочерью, встречи с адвокатами и Германом, и не буду я сейчас играть тихую и забитую жену.
— Тупая гадина! — я выталкиваю Алину за дверь, щелкаю замком и рывком опукаю ролл-шторы. Приваливаюсь к косяку спиной и рычу. — Вот же сука.
— Я так и не пойму, почему мужиков в определенный момент всегда тянет к пустоголовым? — закройщица сердито подбоченивается.
— А я не хочу понимать, — выдыхаю я. — Не хочу, не буду… — закрываю глаза. — Мы разводимся и точка. И сыну придется это принять, — поскрипываю зубами, — придется.
— Он его выбрал, да?
— Я не знаю, — сглатываю. — Он-то у меня, то у Германа, но…
— Но папуля предпочтительнее, да?
— Даже после всей правды… Он так и не отвернулся от него. Я и не хотела, чтобы отворачивался, но не так… Я становлюсь врагом.
— Надо дождаться другой бабы, — закройщица со знанием дела вздыхает. — Не вот такую идиотку, а ту на которой жениться вздумает.
Ее слова меня больно кусают.
Это глупо. Я хочу избавиться от Германа, но вместе с этим противлюсь мысли, что он может быть еще раз женат.
Измены и тупые любовницы — это одно, а брак с другой женщиной — это другое.
Если я приняла решение развестись и довела все почти до финишной прямой, то мне должно быть все равно, как сложится жизнь Германа.
Или я жду того, что он все же докажет мне, что ошибся, своим гордым одиночеством?
Я бы хотела, чтобы он никого больше не встретил, страдал от того, что потерял идеальную жену и принял обет сурового безбрачия.