Предатель. В горе и радости

Арская Арина

— То есть таких, как мой отец, — Гордей хмыкает, — много?

Да, много. И не только пожилые верят, что можно песнями, плясками и травками решить любую проблему, но молодые и зрелые.

С шаманом, которого зовут совсем не по-шамански Алексеем, работает целая команда из гадалки, астролога, хироманта, таролога… Есть “специалист” на любой вкус, но Вячеслав по большей части шаманил.

И шаманил не только со мной.

Он шаманил со сделками и договорами. Алексей отплясывал и вокруг бумажек. Спрашивал у духов,

насколько благонадежны те или иные люди, и советовался с высшими силами по поводу переговоров и встреч.

И так повернуло Вячеслава в последний год, и все началось с того, что он в первую очередь к гадалке из команды Алексея обратился. По совету Аллы. Это она подсадила Вячеслава на таро, на гадания по воску, на шаманские танцы.

И я не удивлена, потому что она всегда любила эту тему. И даже меня подбивала сходить к астрологу, чтобы он раскрыл мне все-все секреты моей жизни, но я отказывалась. Мне было просто неинтересно, а если бы была хоть искорка любопытства, то меня могли окрутить. Я же такая внушаемая овца.

— Я действительно помогаю людям, — Алексей пытается оправдаться после допроса Гордея. — Помогаю. И чувствую, — смотрит на нас с неподдельным сочувствием и теплом, — чувствую, что вашей семье сейчас непросто… Между вами энергия темная…

— Завали пасть, — Гордей цыкает и встает. — Оставь эту хрень для других.

— Со своей энергией мы сами разберемся, — я тоже поднимаюсь на ноги, — и кому тут нужна помощь, так это вам. Помощь специалиста, — делаю многозначительную паузу и поясняю, — психиатра.

Гордей приобнимает меня, целует в висок и неторопливо уводит. На крыльце он вздыхает:

— Зря бензин потратили.

— Не зря, — жмусь к нему, — давай махнем сейчас в поле и поваляемся в траве. Мы же давно не были с тобой за городом. Ты и я.

Глава 60. Иначе

— Это собака, — смеюсь я и протягиваю руку к облакам. Указываю пальцем, — вот морда, вот хвост, вот лапы.

— Кенгуру, — безапелляционно заявляет Гордей. — Какая же это собака? — повторяет по слогам, — кенгуру. Ты посмотри внимательно.

Я щурюсь в попытке разглядеть в облаке кенгуру. Над нашими лицами пролетает мохнатый шмель и по лицам пробегает легкий ветерок.

Так хорошо.

И легко дышится.

Я давно, очень давно не дышала свободно и полной грудью.

Под спиной — пиджак Гордея.

В воздухе витают терпкие запахи травы, полевых цветов и нагретых на солнце камней.

Так и не могу увидеть в облаке кенгуру. Я и так, и эдак. То прищурюсь, то голову наклоню.

Потом понимаю, что Гордея смотрит на меня. И ему пофиг на кенгуру в облаках.

— Что? — перевожу на него шутливо-возмущенный взгляд. — Ты меня надул? Нет там кенгуру?

— Есть, — улыбается.

В Гордее сейчас много плутовства, и оно меня завораживает. Я вновь

вижу того юношу, который рядом со мной становился игривым и не боялся быть глупым.

— Я уверена на девяносто девять процентов, что ты меня с кенгуру просто подразнил, — тихо заявляю, задерживая дыхание. — Признайся, что нет там кенгуру, а есть собака.

— Теперь там и собаки нет, — взгляд Гордея скользит к губам и вновь поднимается к моим глазам. — Ты отвлеклась.

Накрывает мою щеку теплой сухой ладонью. Тону в его расширенных зрачках, а внизу живота начинает требовательно ныть.

Жарко.

А он все тянет и дразнит меня улыбкой и хриплым прерывистым выдохом. Его ладонь спускается к моей шее.

— Целуй уже меня, засранец такой, — зло выдыхаю я.

— Куда ты торопишься? — глаза Гордея вспыхивают самодовольством. — И мы же тут на облака приехали смотреть, а не целоваться.

Продолжает дразнить.

Ему нравится, что я жду и жажду от него решительных поцелуев. Могу, конечно, сама кинуться на него, но я ведь дама упрямая и высокомерная.

Это меня должны целовать.

— К черту облака, — хриплым шепотом отвечаю я. — Целуй.

— Ты точно этого хочешь?

— Вот сволочь.

И хохотнувшего Гордея целую я, с рыком бросившись на него, но он все же перехватывает инициативу и подминает меня под себя.

Задыхаюсь.

Его руки ныряю мне под футболку, а я бесстыдно тянусь к его ремню и ширинке. Когда он целует меня в шею, и выдыхаю:

— Давай… третьего заведем…

Хочу еще ребенка от Гордея. Это желание проснулось вот на неделе, когда я поняла, что Лев и Яна серьезно так подросли и что они отказываются от моих сюсю-мусю, объятий и потискушек с щекотушками.

Взрослые стали и очень серьезные.

— Третьего? — Гордея отстраняется. — Я не ослышался?

А в глазах удивление и надежда. Если женщина хочет от тебя ребенка, то она тебя любит. Она признает тебя своим мужиком, в котором уверена на все сто процентов.

— Нет, не ослышался, — сглатываю я. — Я хочу третьего…

— И я хочу, — Гордей отвечает мне низкими вибрациями, которые поднимаются из глубины его груди. — А ты… девочку или мальчика?

— Кто получится, того и хочу… Целуй, — пряжка его ремня, наконец, поддается моим неуклюжим пальцам, — а то я кусаться начну…

Он выполняет мою просьбу.

В его поцелуе много нежности, близости, радости и любви. Я — его женщина. Я — мать его детей. Я — его любовница.

Он берет меня без надрыва, без напряжения. Он наслаждается мной, а я его поцелуями, руками и выдохами.

Мы столько могли потерять, но нам повезло.

Мы вновь есть друг у друга. Мы любим. Нам удалось не порвать тонкие ниточки, и теперь под облаками посреди поля мы получаем свою награду. Слов о любви, стоны, рык и волны теплого удовольствия.