Предатели Гора

Норман Джон

Я видел нескольких женщин, сброшенных с мостков, тянущих руки, цепляющихся за сваи отчаянно умолявших о помощи тех, кто ещё оставался в относительной безопасности посреди безумства на краю прохода. Среди свободных женщин, бегущих к проходу под частичным прикрытием щитов, я заметил стройные фигурки рабынь, выделявшихся на общем фоне босыми ногами и голыми руками, крошечными туниками и ошейниками на шеях. Головы тех женщин, что откинули свои капюшоны, были коротко пострижены, а у рабынь волосы были самыми короткими из всех. Среди тех, кто спешил по проходу, я замети и голую фигуру, ведомую на поводке свободной женщиной. Запястья нагой рабыни были связаны за спиной, голова скрыта мешком, сделанным из мужской туники. Уверен и кляп по-прежнему

оставался во рту той, кто когда-то звалась Леди Публией. Помнится, она не захотела постричь свои волосы, так что мне пришлось сделать это за неё, ножом в тюремной камере. Конечно, сейчас мешок надёжно укрывал её, но я сделал их рабски короткими.

Похоже, большинство женщин, которые пожелали или осмелились, попытаться пройти к причалам уже собрались на пристани. Правда, надо признать, что многим из них решимости придавали удары и пинки мужчин, практически загонявших, их к входу на мостки. Я видел, как морды многих акул высовывались из воды.

Косианцы наступали. Всё больше их появлялось из ворот и спускалось по верёвкам со стены. Следуя моим приказам, переданным через тех, кто был рядом со мной, обе линии, что прежде защищали женщин и детей, начали собираться на флангах отряда державшего оборону перед воротами. Не мешкая, я приказал части бойцов начать постепенный отход, и выстроиться в две линии в проходе к пирсам. Их главной задачей будет защита женщин и детей. Шеренги на флангах и впереди меня становились всё тоньше. Косианцы приближались.

Я стоял на месте, в то время как мужчины Форпоста Ара, один за другим, отступали мимо меня в проход. Я держался позади, руководя боем. Теперь между мной и строем наступающих косианцев осталось всего лишь два шеренги моих бойцов. От подножия стены до меня донеслись отчаянные крики. Некоторые из косианцев, многие только появившись из цитадели, даже не вступая в драку, а в действительности, не имея ни малейшего желания делать это, сразу бросались к стене, чтобы проявить внимание к женщинам оставшимся там.

— Эй, они забирают женщин! — возмущённо закричал из глубины строя один из косианцев своим товарищам.

Он и некоторые другие, развернулись и бросились назад, спешно возвращаясь к стене. Солдаты заколебались, и косианский пресс на мгновенное ослаб. Я поспешил использовать эту заминку в своих интересах, и снял с флангов и с центра ещё часть бойцов, отослав их в тыл, к проходу, а сам, вместе с сократившимися шеренгами отступил ещё футов на десять или около того. Крики у стены стали ещё громче и отчаяннее. Всё больше женщин там оказывались в плену мужчин. Это ещё больше поколебало решимость косианцев.

— Ха, там позади Вас, те кто даже не обнажил своей стали разбирают ваших женщин! — насмешливо крикнул я косианцам.

— Вперёд! — закричал офицер косианец. — Не слушать его!

— Похоже, вы ребята сейчас потеряете своих рабынь! — не унимался я.

— Парни, перед вами на пирсах рабынь ещё больше! — гнул свою линию офицер.

— О, вы только посмотрите, как они раздеваются, как им не терпится стать вашими рабынями! — смеялся я.

Некоторые из косианцев в задних шеренгах обернулись. Я приказал ещё части бойцов уходить в тыл. Мы не напирали на них.

— Какие они соблазнительные! — крикнул я, — так и просятся, чтобы им носы прокололи!

Кстати говоря, многие из женщин действительно сорвали с себя одежду, и теперь стояли на колени перед стеной, некоторыми прижимая руки к себе, другие наоборот широко разведя, с различной степенью готовности демонстрируя себя и умоляя о пощаде. Среди них вышагивали мужчины, некоторые с окровавленными мечами в руках. Тонкие запястья многих уже были связаны, кому-то повязывали верёвки на их прекрасные шейки. Тех, кто уже были рабынями, разбирали первыми, как самых желанных, по крайней мере, в настоящее время, до того, как остальные пройдут дрессировку и обучение.

Я видел, как одной из свободных женщин, прислонившихся

к стене, косианец прижал меч к животу, и она скинула свои одежды с плеч и груди, а спустя мгновение, вслед за нетерпеливым движением меча, заставившим её содрогнуться, стянула их вниз до бёдер, а затем позволила соскользнуть к коленям и выпрямилась. Меч снова прижался к животу женщины, только теперь острая сталь касалась обнажённой кожи и она, в страдании и ужасе, отвернула голову в сторону, оказавшись под оценивающим взглядом мужчины. Но очередное движение клинка заставило её повернуться и посмотреть в глаза своего захватчика. Кажется, внезапно она была поражена. Тело женщины задрожало. У меня не было сомнения, что она только что увидела в нём своего владельца. Это весьма интересный момент для женщины, впервые как рабыне посмотреть в глаза своего хозяина. Она быстро встала на колени, как будто боясь вызвать его недовольство. Солдат повернул свою добычу, и грубо толкнул её к стене. Руки женщины мгновенно оказались связаны за спиной, а на шее появился поводок. Многие рабыни, со связанными за спиной руками, стояли на коленях перед косианцами, запрокинув головы, чтобы тем было легче вставлять кольца в проколы в носах. Я заметил как минимум одну свободную женщину, также стоявшую на коленях, также связанную и в ужасе наблюдавшую за тем как обращались мужчины со своими пленницами, а затем, быстро и точно сделала то же самое, подражая действиям рабынь.

Некоторые из женщин, тем или иным способом сразу помечались. Иногда это делалось с помощью круглой или продолговатой булавки, введённой в прокол в носу или в мочке левого уха, с которой свисали диск или бирка. Иногда бирку крепили к уху просто на скрученную проволоку. Конечно, женщинам помеченным подобным образом, позже проколют и второе ухо. Некоторые солдаты крепили свои бирки, или другие знаки того же назначения, прямо к проколотым носам или к шнуру свисающему с кольца вставленного в прокол на носу. У других меткой был сам шнур раскрашенный в разные цвета. Часть женщин были помечены всего лишь биркой, подвешенной на шнурке, привязанном к шее, запястью или лодыжке. У других метку ставили прямо на тело, надписывая что-либо жировым карандашом обычно на верхней части левой груди. Кстати, работорговцы обычно временно отмечают женщин именно этим способом, например, как номер лота на торгах. Постоянная маркировка, само собой, ставится раскалённым железом.

— Вы теряете рабынь, парни! — снова напомнил я косианцам.

— Их распределят между вами позже! — крикнул офицер своим людям, и не скажу, что его голос при этом звучал уверенно.

— Кому их распределят? — спросил я. — Вам, парням обливающимся потом в первых рядах, или поставщикам, офицерам и агентам работорговцев? Кто-нибудь из вас верит, что какое-либо распределение между вами будет вообще? А, парни? А если будет, то где гарантия, что вам что-нибудь достанется, я уже не говорю о самых лучших? Вы что, правда, верите что лучших женщин будут распределять? А как насчёт тех сотен девок, что уже находятся на пути в Брундизиум, Кос или Тирос? Их, что, распределяли? Они вам достались? Я думаю, что в лучшем случае, вам предоставят возможность предложить цену на тех, что останутся на аукционах в лагере! Или это происходило как-то по-другому до сих пор? Вы ребята, сейчас боретесь за Кос, а не за свободную компанию, капитан которой будет следить за тем какие красотки кому достанутся в качестве оплаты!

— Он ведь он дело говорит, — проворчал солдат, отступая назад.

— Вперёд! — закричал офицер. — Вперёд!

— Парни, разбирайте их, пока ещё можете! — выкрикнул я. — Вон, некоторые всё ещё одеты, а другие разделись, но пока не схвачены! Они прижимаются к стене, прячась друг за дружкой, ожидая вас!

— Не слушайте его! — завопил офицер.

— Некоторые, несомненно, довольно привлекательны, а главное, они ещё не помечены!

— Не слушайте его! — снова попытался заглушить меня косианец.