Предатели по призванию
Шрифт:
Было двенадцать, всего двенадцать. В этот час никто не вышел им навстречу: слишком рано, персонал, должно быть, занят готовкой на кухне; они растворили двери, тяжелые, с вычурными бронзовыми ручками длиной в полметра – одни ручки уже свидетельствовали о том, с какой легкостью текут деньги к владельцу этих дверей.
– Выдавать себя за клиентов бессмысленно, все равно никто не поверит, – сказал Дука, в полной мере ощущая себя полицейским.
Зал ресторана был, как сказал бы остряк, очень миленький. Странная стилизация под конюшню: везде развешаны седла, колеса от телег, на полу и в яслях, выстроившихся
– Какая мерзость! – процедил Дука.
Вместе со светом в три больших открытых окна вливалось пение птиц. Вокруг ни души, только откуда-то, должно быть, из кухни, доносился грохот: либо отбивают мясо, либо рубят что-то сечкой. Наконец их взору предстал старичок в черных брюках и белой рубашке с закатанными рукавами, маленький, сухонький, румяный и совершенно лысый – ни единого волоска на черепе. По всему видно, у него богатый опыт и рыльце в пушку, потому что он не пошел им навстречу, как гостеприимный хозяин, а остановился поодаль и стал с опаской их разглядывать (такой взгляд бывает у больного, который не знает, какой приговор вынесет ему врач – то ли рак, то ли сенная лихорадка).
– Маскаранти, удостоверение! – распорядился Дука.
Пока Маскаранти предъявлял удостоверение, за спиной старичка выросли долговязые и весьма упитанные официанты, все в белом, а за ними две поварихи в пышных белых колпаках, будто из прошлого века. (Дуке сразу пришел на ум Тулуз-Лотрек – постой-постой, ведь Тулуз-Лотрек был бретонец, как Туридду Сомпани, а? Нет, пожалуй, все-таки не бретонец, а гасконец.)
– Да-а, – протянул старичок, стоя в окружении своих снежно-белых (ни дать ни взять – Мулен-Руж) официантов и рассматривая удостоверение Маскаранти; с полицией он явно привык иметь дело – никаких улыбок, никакого раболепия, «да-а» прозвучало сдержанно и холодновато.
Но Дука тоже был стреляный воробей и знал, как растопить этот холодок.
– Нам надо поговорить. Пройдемте в верхние комнаты, которые вы сдаете клиентам.
От такого нахрапа у старичка зарделась лысина.
– У меня все по закону, все по закону, – забормотал он. – Комнаты наверху я держу для дочери с зятем, а еще две – для повара и официанток. Мы закрываемся в час ночи, и девушкам боязно возвращаться домой так поздно.
Ну конечно, кто спорит – такой невинный райский уголок!
– Понятно, – сказал Дука, – вот и пойдемте наверх, там разговаривать удобнее. – Он сжал локоть старичка и легонько подтолкнул его (если простое прикосновение действует лучше всяких уговоров – что уж говорить о пинках). – А вы, Маскаранти, оставайтесь здесь, последите за людьми и за телефоном.
Старичок нехотя провел его наверх: оказывается, чтобы подняться на второй этаж, надо пройти через сад, так что парочки вроде бы уходят совсем, а они просто-напросто сворачивают направо, открывают дверцу, неприметную такую дверцу, за которую и заглянуть-то никому в голову не
– Сперва осмотрим комнаты, – очень деликатно (он ведь не какой-нибудь полицейский невежа) произнес Дука, железной хваткой сжимая локоть хозяина.
Старичок объяснил, что в одной комнате живет он сам с супругой – очень чистенькая и хорошо обставленная комната, но никаких излишеств, если не считать помпезной ванной, как-то не сочетающейся с заведением в сельском стиле, ведь там, внизу, насколько ему помнится, конюшня.
– А вот здесь живут дочь и зять, – окликнул старичок из другой комнаты.
Она была очень похожа на первую, только мебель чуть посветлее и ванной нет, иными словами, помещение не оборудовано для постоянного местожительства.
Комнат «для официанток» было три; в каждой вместо «брачного ложа» стояли две кушетки – так близко друг от друга, что непонятно, почему бы не составить их вместе; ванная, разумеется, отсутствовала, ее заменяли скромные гигиенические приспособления – раковина и под нею этакий пустячок, целомудренно прикрытый розовеньким, или голубеньким, или желтеньким полотенцем. Жалюзи на окнах, естественно, были опущены, что поддерживало здесь порочный микроклимат; в третьей комнате Дука поднял жалюзи и впустил в помещение поток солнечного света.
– Вот здесь и поговорим, – сказал он, прикрывая дверь.
– У меня все по закону, – отозвался старичок. – Карабинеры проверяли и сказали, что все в порядке. Мои конкуренты даже в Милане распускают про меня всякие сплетни – известное дело, хотят разорить, – но у меня все по закону, я непристойностями не занимаюсь, не верьте злым языкам, мне ресторан приносит хороший доход, так что незачем еще и комнаты сдавать.
Ну да, безобидный владелец ресторана живет по закону, никого не трогает, а полиция неизвестно за что к нему придирается! Этот старикашка настолько обнаглел, что держится с видом оскорбленного достоинства: его наверняка есть кому защитить, вот и не боится!
Надо его раскручивать.
Дука присел на одну из кушеток и, сидя, оказался ростом почти вровень со старичком.
– Я только хотел получить от вас кое-какие сведения. – Он говорил спокойно и дружелюбно (он тоже чтит закон и никогда не давит подозреваемому на психику). – Я понимаю, у вас богатая клиентура, и все же, не приходилось вам принимать у себя некоего синьора Сильвано? Сильвано Сольвере. Не припоминаете?
К великой его радости, старичок замотал головой и даже возмутился:
– Да откуда?! У меня ресторан, а не гостиница, в ресторане клиенты имен не называют.
– Это я так, на всякий случай, – заверил Дука. – Знаете, как бывает: «Синьора Сильвано Сольвере просят к телефону», – вот вы и услышали, что клиента зовут Сильвано Сольвере. – Он все время повторял это имя – но мягко, ненавязчиво (закон гарантирует свободу личности и ее право на самозащиту от посягательств исполнительных и судебных властей).
– Бывает, конечно, но разве все имена упомнишь? – по-прежнему бесстрашно пояснил старичок этому чересчур уж корректному легавому – и не подумаешь никогда, что легавый.