Предатели по призванию
Шрифт:
В общем, самая что ни на есть тошнотворная мерзость.
– Обычное сведение счетов, – сказал Карруа, швырнув ему чуть ли не в лицо папки. – Давай, давай штудируй их, все равно ничего из этого не выйдет, кроме бессмысленной и кровавой бойни! Туридду получил задание убрать – Бог знает за какие прегрешения – тех двоих, Вазорелли и Гислези, и, недолго думая, утопил их в Ламбро. Но у этой парочки остались друзья, не так ли? Пока Туридду сидел за решеткой, они ничего не могли с ним сделать, но, едва он вышел, благополучно препроводили его с подругой в те же самые края. Ах, так! – возмутились тогда друзья Туридду. Вы убили нашего Туридду! А мы прикончим вашего Сильвано с его девкой! И что же теперь? А теперь еще кто-нибудь скажет: ах,
Он не засмеялся, потому что не любил ерничанья, лишь слегка скривил губы в ответ на такой черный юмор.
– Значит, по-твоему, речь идет о соперничестве двух банд?
– Этого я не говорил, – раздраженно отозвался Карруа. – Ведь ты такой умный, как же ты до сих пор не усек, что речь скорее не о соперничестве двух банд, а об «уклонистах», или ответвлениях. Большие банды – большие барыши, живут они припеваючи, вот и появляется время от времени у кого-нибудь соблазн открыть собственное дело, так сказать, выйти из состава профсоюза. А поддаться этому соблазну равносильно самоубийству: главари ни в коем случае не допускают уклонизма, к тому же для них не существует смягчающих обстоятельств, их уголовный кодекс состоит всего из одной статьи: высшая мера – это самый краткий кодекс в мире, он никакому юридическому крючкотворству не подвластен. Так ради чего я стану из-за них надрываться? А ты, если желаешь, – действуй, веди борьбу с преступностью! Выгорит у тебя что-нибудь – зачислю в штат, ты ведь того и добиваешься, верно? А вот чем банда тебя отблагодарит – это вопрос. Вас какой канал больше устраивает? Ну да ладно, тебя ведь не сдвинешь, такой же идеалист, как твой отец, словом, если предоставишь мне хотя бы пару-тройку джентльменов а леди из этого высшего общества, буду тебе крайне признателен.
По рукам, а если та признательность обретет конкретные и весомые формы – тем лучше, уж он расстарается и предоставит доктору Карруа всех джентльменов и леди, какие ему только подвернутся. Да и стараний больших не требуется: знай сиди дома да поджидай их, правда, ждать куда утомительней, чем догонять, но он парень терпеливый, если надо, может и подождать. Дука поднялся из-за кухонного стола, чувствуя, что его сейчас стошнит от всех этих бумажек, и вышел в прихожую. Зеленый чемоданчик стоит в прихожей на самом видном месте, так что всякий его увидит, едва откроется дверь. Ну что ж, друг мой чемоданчик, прибыл ты издалека и, видно, далеко собрался, но пока постой здесь, в прихожей, очень уж мне любопытство узнать, кто же за тобой придет.
2
8 мая, в родительскую субботу, явилась молодая миланка, на вид очень порядочная и серьезная, со вкусом одетая – насыщенная зелень костюма как нельзя лучше гармонировала с темно-каштановыми волосами, а кожаная сумочка была подобрана в тон волосам. С подкупающей миланской откровенностью она с порога заявила, что беременна (сдавала анализ «на мышку», и всякие сомнения, к несчастью, исключаются), не замужем и рожать не собирается. Затем, видимо, чтобы он плохо о ней не подумал, сообщила, что у нее парфюмерный магазин на улице Плинио и она слышала от синьорины Марелли (он ведь знаком с ней?), будто он очень хороший врач и не откажется помочь женщине в затруднительном положении.
Пожалуй, подумал Дука, тактичная девушка могла бы выбрать для такого визита какой-нибудь другой день, не родительскую
– Вы имеете в виду синьорину Марелли, кассиршу из мясной лавки?
– Да, – просияла она.
Ей давно не меньше тридцати пяти, и особой привлекательностью она не отличается – должно быть, кто-то просто из любезности сделал ей ребенка.
– А вы слышали, что синьорина Марелли умерла? – без всякой цели спросил он, даже не поворачиваясь к ней, а устремив взгляд в окно на далекие горы, все в зелени сосновых лесов: невероятно, как этот отсвет доходит до Милана!
– Знаю, бедняжка! Они даже лавку закрыли. А ведь я потому о ней и вспомнила. – Она, видно, не отдавала себе отчета в том, насколько аморально звучат ее слова. – Как только прочла о несчастном случае в газете, сразу подумала: вот бы разыскать того доктора.
– Синьорина Марелли называла вам мое имя:
– Нет, она только сказала: мой врач живет на площади Леонардо да Зинчи. А здесь врачей больше нет, поэтому мне повезло, и я сразу вас разыскала.
Вот ведь какая удача. Он ничего не ответил и опять взглянул мимо нее, в прихожую, откуда их разговор подслушивал Маскаранти.
– Моя мама – пожилой человек, – наконец не выдержала она, – у нее больное сердце, если она, не дай Бог, узнает... если пойдут сплетни... средства у меня есть, вы не думайте, бедняжка Марелли, будь она жива, подтвердила бы, магазинчик маленький, но выручаю я прилично, можете хоть по налогам проверить, ведь женщины на косметику никогда не скупятся, вы не поверите, у меня всякие служанки-горничные все свое жалованье оставляют, так что прошу вас, доктор, вы назовите только цену.
Волнение, с которым она изо всех сил пыталась справиться, выглядело трогательно и искренне, но он давно и твердо решил на искренность, трогательность и тому подобные добродетели впредь не реагировать.
– С каких пор вы знаете синьорину Марелли? – холодно перебил он.
– Видите ли, – ответила она, явно оробев от такого сурового тона, – вот здесь мясная лавка, вот здесь мой магазинчик, а вот тут Фронтини.
– Бар Фронтини?
– Да, бар и кондитерская, я всегда забегаю туда перекусить, там самый вкусный капуччино, она тоже заходила, обычно по утрам, а иногда и перед обедом – выпить аперитив, а еще она покупала у меня лак для ногтей, у нее это был просто пунктик: ей непременно надо было иметь все цвета, а красила редко. Однажды она призналась мне, что ее жених любит крашеные ногти, и когда она с ним, то прикрывает их самыми яркими лаками, иногда даже разноцветными, а наутро смывает, потому что самой ей больше нравятся естественные ногти. В общем, почти что подружились, даже очень подружились.
Она смешалась под его пристальным взглядом, и он из-за этого смущения не смог понять, как же они подружились – «почти что» или «даже очень».
– А синьорина Марелли не говорила вам, по какому поводу обращалась ко мне?
На увядающем усталом лице гостьи выступил легкий румянец.
– Если честно, то да, говорила, но я ее, бедняжку, не виню, она же умерла, вообще-то она мне много кое-чего рассказывала, такие вещи, что просто уши вянут.
– И все-таки, что она говорила про визит ко мне? – Теперь он уже не сводил с нее глаз.
– Так ведь вы сами знаете, доктор.
– Я хочу от вас услышать, что именно говорила синьорина Марелли.
– Ну, она говорила, что выходит замуж за хозяина мясной лавки... она уже давно мне об этом говорила, он ей не нравился, она была влюблена в другого, с ним вместе и утонула... но брак был очень выгодный, а мясник хотел, чтобы у нее все было в порядке, иначе бы не женился, вот она и нашла опытного доктора, который все исправит.
Стало быть, он «опытный доктор, который все исправит». Дука наконец отвел взгляд от посетительницы и даже слегка улыбнулся. Эти уголовники могут долго и безнаказанно обделывать свои делишки, но в конце концов обязательно найдется болтливая баба и заложит их.