Предатели
Шрифт:
Группа с которой он перешел границу превратилась в кучу кровавого тряпья. Он не мог рассмотреть ни голов, ни ног ни рук — пуль автоматчики не жалели. Из под трупов расплывалась жирная черная лужа. Лихой сплюнул сквозь золотую фиксу, поводив по зубам языком. На его лице была усталость и уверенность. Он знал что это конец и весь резерв играл на него: собранность и хладнокровность. Решительный и трезвый взгляд. Ничего не боялся. Да-да 1000/1, в пользу стрелков, красавчики.
Враги медленно, бесшумно и плавно, как парящие в воздухе тихие плазмоиды-хищники вытекали из-за коробок, из теней и спускались откуда-то сверху. Дюжина спецназовцев, направила в него раструбы автоматов. У всех типов, «типы-95». Лихой как новогодняя елка зажегся красными лампочками.
Подкова стрелков разорвалась в середине. К Лихому вышел поджарый вояка в пиксельном комке. На голове кепка с кокардой НОАК, на плечах погоны с двумя крупными звездами. Лихой не понял,
— Куришь? — спросил на чистом русском вояка, достав пачку «Парламента».
— Давай, — достав зажигалку, произнес татарин.
— Друзья? — посмотрев в сторону трупов и протягивая ему сигарету, спросил китаец.
— Не, — закуривая, ответил Лихой. — Вот это тема.
— Не задело? Руки, ноги целы?
— Жив-здоров, может присядем?
— А пойдем, там лавочка есть! — мотнул головой в сторону выхода ноаковец.
— Ну, — усаживаясь спросил татарин, — чё надо от меня?
— Ничего особенного, — выдувая из легких густой дым отмахнулся китаец. — Квай-Лай наш человек.
— Да ты чё? — съязвил Гайфулин. — Никогда бы не подумал. Ты из какой конторы?
— Разведка НОАК, — спокойно ответил китаец, смотря в свою точку. — Ли Ха Шунь думает что он император и над ним кроме Старого-корня никого нет, — задумчиво произнес офицер. — Мы этому дурачку уже много раз говорили, что он со своей сворой существует потому что у нас нет острой необходимости стереть эту помойку к чертям. У нас дел итак полно, в Африке к примеру.
— Во кино! — усмехнулся татарин. — Кроме Квай-Лая, есть кто-то еще?
— Пойдем! — пропустив вопрос Гайфулина, произнес армеец.
Выйдя из склада на пустынную местность с какими-то высоковольтными столбами, татарин увидел расстрелянных засланцев Ли Ха Шуня. Трупы лежали около красного внедорожника, рядом с которым стояли пять бойцов.
— Садись и езжай обратно! — проговорил офицер, махнув в сторону склада. — Отдашь вестникам камень, Ли Ха Шуню груз для Старика. На этот раз тебя отметят, может все долги спишут.
— Я не понял, — рявкнул татарин, — ты от меня что хотел? Чё надо?
— Квай на тебя выйдет! Сейчас просто отвези груз и стань там героем.
Татарская кровь бурлила в Лихом, как лава. Разум покрывала пелена ярости, в то же время градус накала опускался вниз под натиском хитрости и терпения.
— Не всё так просто, — устало добавил ноаковец.
— Для твоих штыков? — удивился татарин. — Там же помойка с дерьмом! Раскатать и всё! Ты чё, епть, вчера родился? Тебе кто погоны-то дал, вафля? Думаешь как ребенок.
— Не всё так просто…
— Ты вообще кто такой?
— Шансяо, — мертвым голосом произнес китаец. — Сигарету?
— Давай. А чё за груз-то для старого пердуна?
— Посмотри, — прикрепив на капот машины плазон убитого вестника, китаец отошел в сторону.
Прыгнув в «хавал», татарин плюнул ноаковцу под ноги и заведя машину въехал в склад.
Глава 4
Mia Khalifa
Затаившись за деревом, молодой нанаец смотрел на стоящую в десяти метрах крепкую лиственницу. Взгляд Акима, изучал её крону, в которой он, как опытный послушник темных духов, покровителей его умершего деда шамана, видел странные очертания. Пацан в свои восемнадцать набрался опыта, которым мог бы поделиться с любым матерым ходоком. Мог бы, но не хотел. Ему вообще эта территория с её серым, хмурым небом, чудовищами и всеми остальными особями, никогда не нравилась. Он не боялся этой местности. На эту ядовитую землю, на территорию духов, он переходил по приказу «бусие» которые завладев его сознанием давали каждый раз ему новые задания, но основное он выполнял уже на автомате. Переходил Аким в этот мир не так часто. Только тогда, когда заканчивался порошок, для его связи с духами. О них он узнал от спившегося деда, который при камлании сумел выйти на них. Они дали ему силу, знания, сказали где найти черный камень для путешествий в этот мир, но ему это стало не интересно. Или он понял то, что ступил на плохой путь, разговаривая с духами и помогая им. Уже перед смертью, он всё рассказал Акиму. Дал порошок, объяснил и показал как его добывать в этом темном мире. Аким жил общаясь с духами. Они его вели по своим подземельям, пещерам и разрывая все грани миров и времени дарили впечатления и силу несравнимую ни с чем. Аким помнил как в последний раз, совсем недавно он превратился в какого-то ремесленника, его перенесли в средневековый замок в котором он выстроил для чернокнижника ворота в этот мир. Духи назвали построенную им арку «Пасть ящера». Теперь они приказали Акиму добыть ещё порошка и раздать «живой пепел» всем кому сможет. Только этой задачей надо было заниматься уже не в их мире, а в своем, настоящем и привычном.
Тот, кого он выслеживал начал отделятся
Всё заняло два часа. Аким сжёг лешего и собрав его пепел вернулся в свой мир.
Он вернулся с золотом и с «живым пеплом». Нанаец чувствовал себя свободно. Пацан знал, что за силы стоят за ним и куда его ведут. Ни одному человеку и не снилось то, что уже прошел он, что видел и что делал. Он первый кто создал по приказу духов «Пасть ящера». Он первый кто, завел в прошлом этот механизм, обещающий его покровителям открыть все миры, дать силу злу и уничтожить всё и всех на своём пути. Дед был просто архивом, духи это знали, перед тем как уйти в «долгий сон» они дали старику минимум из того, что знал и использовал его внук. Аким был первым послушником, но «бусие» требовали ещё рабов и он обязан был их найти. Слишком мало времени осталось до очередного «долгого сна» духов, и поэтому они его торопят. Их цветок уже стал сильным и великий Пуймур ждёт результата. Аким торопился, зная как ему действовать и что говорить тем русским ребятам, которые приехали в его деревню забрать урожай «конопли» и приготовленные браконьерами «кубики» красной икры. Среди них есть один балбес, по прозвищу Батон, с которого и собирался начать нанаец.
Жирная муха уже целый час не давала покоя залипающему Стикеру. Противное насекомое садилось на потный лоб именно в те моменты, когда волна блаженства поднимала его к пику. Муха видимо действовала по приказу его внутреннего голоса и здравого смысла, которые пытались достучаться до пацана из своего заточения…
Бросить эту дрянь Стикер не мог и уже не хотел. Силой воли Стикер никогда не обладал, он понятия не имел, что это за качество характера. Вся эта суета, которую наворачивали люди была ему неинтресна. Долгих интервалов между приемами он никогда не делал. На трезвяк к нему приходило сознание и угрызения. Начиналось самобичевание, уничтожение остатками разума его мелкой сущности и безвольной душонки. Из недр, из какой-то глубины до него долетало понимание что он в свои 22 года занюханный и заколотый нарк, с гнойниками по всему телу, с надутым и постоянно зудящим от бордовой сыпи бледным пузом.
О прошлом он старался не вспоминать. Он себе врал про то, что у него нет силы воли. Эти отговорки Стикер постоянно твердил перед каждым приемом. А было ведь, что вспомнить. Сказочные, добрые и терпеливые родители, окончание школы с медалью, учеба в университете и интерес к науке. А комната, какая у него была комната…Когда его не было дома, родители частенько заглядывали в неё любуясь на стену увешанную грамотами и медалями с интеллектуальных олимпиад и соревнований по робототехнике. Но вот университет…В нём он познакомился с Олеськой, а она познакомила его с Грюндиком, Юлькой, Батоном и Пашкой-котлетой. Хорошие ребята, дети владельцев заводов, газет, пароходов. Хорошие ребята. Он так и говорил переживающей за его мешки под глазами мамочке: «Мамочка, это хорошие ребята, хорошие, мам…» Отличные ребята. От Батона он узнал, что можно носить в «бомбере» боевой ствол и не парится; от Пашки он узнал, что оказывается обычная футболка может стоить 70 кусков; от Юльки он узнал, что если у девчонки есть жопа и сиськи то оказывается можно вообще на всё плевать; Олеська просто ему отсосала и он в неё влюбился; ну а Грюндик стал его убийцей, от которого он получил первые дозы, разносоставного дерьма. Присел и залип. Стикер стал «кладменом», ходил с весом и ещё больше тонул в этой отраве. Потом пробовал дизайн и начал верить в то, что он джедай и за ним Ашла. Не поймали, за жабры не взяли, пронесло. Но Стикер понимал, что скоро всё закончится и он или заедет, или отъедет — второе, скорее всего. Свою жизнь он уничтожил, закрасив её черной краской, родителей предал и это страшнее всего. От этого уходил в свой торч и желал из него никогда не выйти.
Засаленный, смрадный диван на котором полусидел, полулежал Стикер, покрылся крошками и яичной скорлупой, засохшими макаронами и фантиками от конфет. На стоящем напротив табурете красовался зачуханный «ноут» в мониторе которого залипла на паузе Миа Халифа под чьим-то детородным органом. Она Стикеру нравилась, потому что Олеська похожа на неё, или она на неё. Он путался, но это не столь важно.
В Бикин его приволок день назад Грюндик, потом приехала Олеська. Эту однокомнатную убитую квартиру в хрущевке, сняли в тот же вечер. Зачем его привезли в этот город Стикер не знал. Он вообще много чего, когда-то знал…ну к примеру его всегда интересовали фракталы, их история и вообще самоподобие объектов. Конечно, много чего он забыл, но что-то еще знал, но вот зачем его привезли в Бикин, Стикер не знал, да и знать не хотел. Гори всё синим пламенем — мама с папой все равно не любят.