Предатели
Шрифт:
— Так! — Брадан смешно шевелит бровями и роется в кармане. Достает ключи с брелоком — маленьким глобусом. Протягивает глобус мне: — Показывай!
Только бы не опозориться! Я его найду здесь, город-то свой? На шарике хорошо заметна процарапанная линия.
— Это твой путь?
— Да. То, что уже проехал.
— А почему не весь маршрут?
— Ты его знаешь?
— Нет, откуда?
— И я не знаю. Вдруг поеду не так, а вот так? Зачем тогда портить хорошую вещь?
— Ну, ты даешь…
Спас меня Иссык-Куль.
Неугомонный Брадан достает из кармана складной нож. Раскрывает, задумчиво смотрит на лезвие. Ковыряет в том месте, что я показала.
— Зря ты. Я уеду оттуда через два месяца.
— Показывай, куда!
Ну, здесь проще. Ищу тигра — скандинавский полуостров. От передней лапы под прямым углом по Балтике, до упора. Примерно так. Щупаю украдкой — а много ли у ирландца ямок на этом глобусе? Получается, моя — первая. Почему?
— А почему у тебя руки в шрамах?
— Хороший байкер летит минимум тридцать метров. Но даже хорошему байкеру когда-нибудь надо приземляться.
— Вот сюда я перееду!
Он меряет расстояние до своей Ирландии и радуется как ребенок: так это ж рядом, сантиметр всего!
Глава 28
Если интересно знать, где именно находится памятник андроновской эпохи, то вот ориентир: по густой грязи, в километре от поселка. Через выгон для скота, грязный вдвойне.
Все знакомо, и почти как на фотографии, что когда-то показывала мама: степь, уже совсем бесснежная и даже начинающая зеленеть. Крупные куски и обломки гранита, уложенные боком в виде каких-то гигантских цветов. Все они исписаны «Балтабай+Карлыгаш = МАХАББАТ forever!!!» и тому подобным. Все так, да не все. Небольшой штрих, оживляющий пейзаж: на камнях и повсюду рядом — клубки змей. Змеи свисают и с самих бордово-красных и зеленоватых плит, лениво шевелятся в расщелинах, валяются, свернувшись, напоминая издали экскременты. Поднимают головы, ловя лучи солнца. Ищут на камнях место потеплее. Вялая возня чего-то живого и омерзительного.
Змей так много, что… ну, не может так быть! Они все одинаковые.
— Ядовитые? — шепчу Михаилу.
— Весьма, но не смертельно, — беспечно отвечает «ботан».
Борька, найдя свои сапоги недостаточно высокими, взвыл и срочно захотел проведать маму.
— Терпи, Борис! Или ты не кореец?
Мой брат, потупившись, качает головой.
— Что-то ты бледненький с утра пораньше. И домой, значит, хочешь?
Борька кивает утвердительно.
— Отпустим его, не заблудится?
Михаил с Браданом сдержанно улыбаются.
— Не заблужусь, — бурчит.
— Ну, беги! Только маме про змей не рассказывай!
И братец весенним жаворонком летит над степью, не разбирая пути. Только грязь во все стороны брызжет.
А Брадан
— Да иди ты, Брадан!
— Как говоришь?
— Не буду.
Ему смешно.
А для Михаила-историка змеи ровным счетом ничего не значат. Думает, наверное: «Зимуют здесь — и ладно. Потеплеет — расползутся, дел-то: пятьсот гадюк». Непричастных к истории человечества. А вот его бесценное захоронение андроновской эпохи — это считается! Возможно, он гадам даже благодарен: охраняют сокровище. А чего там охранять?
— Ничего интересного, — говорю Михаилу. — Гадюшник. Тут всегда так?
Михаил потерянно смотрит на меня — на ползучих.
— Эти, что ли? Уползут на днях. Как это — ничего интересного? Памятник мирового значения «ничего интересного»? Ты Шариков, Татьяна. Хуже местных. Ты, ты — манкурт! Даже из Ирландии…
Брадан слышит знакомое слово, отвлекается от змеюк, вопросительно поглядывает.
— Переводи! — требует уязвленный историк.
Дальше началась лекция. И — мои мучения: вспомнить, как то или иное будет по-английски. Где не могу совладать с научными терминами, нагло прибавляю окончание «эйшн», вроде и прокатывает. А что делать? Суть рассказа Михаила сводилась к тому, что перед нами — уникальное захоронение бронзового века, могила знатного человека, скорее всего, женщины, так как в ту пору преобладал матриархат (уверенно произношу «матриархэйшн»). Судя по археологическим исследованиям и реконструкциям, которые сейчас за большие деньги проводятся российскими антропологами, в бронзовом веке на территории части современного Казахстана жили европеоиды.
И тут Михаила понесло по узкой и опасной колее межнациональных отношений. Видимо, тема была для него столь болезненной, что он даже забыл о своем академическом стиле:
— Так вот, какого же нам здесь вещают о коренной нации и навязывают свой язык, когда коренными являются совершенно другие люди, к казахам отношения не имеющие?
Брадан послушал-послушал, протянул «а-а-а» и неожиданно спросил:
— И почему это важно?
— Но вот же доказательства! — испуганная энергичным жестом Михаила гадюка на всякий случай зашипела, вскинув приплюснутую головку.
— Доказательства чего?
— Да что здесь европеоиды жили!
— Ну и что?
— Мы — европеоиды! Мы! — Михаил смотрел на ирландца, как на идиота.
— Ты хочешь здесь жить? — Брадан повернулся ко мне.
— Нет. Совсем не хочу, — меня аж передернуло.
— Я — тоже. Хотя… место красивое. — Он мечтательно обвел глазами бескрайний простор. Потом стал объяснять историку, как маленькому:
— А вы хотите здесь жить?
— Я здесь живу!
— Так хотите или нет?
— Хочу.