Предательства
Шрифт:
— Ты стала больше ходить на занятия. — Грейвс разделил стопку книг на две равные части. Он действительно покраснел. Щеки пылали густым малиновым цветом. А на челюсти расползался безобразный синяк.
Раньше я считала Грейвса некрасивым. Каким-то незаконченным, что ли. Даже не верится.
— Ну, делать-то больше нечего. — Я подтянула к себе книги, которые он подвинул в мою сторону. — А тебя не беспокоит… мм… что я… ээ… хотела… пить его кровь?
Он сглотнул, на шее резко дернулся кадык. Серьга в ухе грустно сверкнула, поймав заблудившийся лучик солнца.
—
Я не была так уверена.
— Кроме того, — добавил он, с грохотом раскрыв первую книгу в тяжелом кожаном переплете, — это даже возбуждает.
Легкая улыбка показалась в углах его рта, изо всех сил пытаясь остаться незамеченной.
Что? Я в ужасе смотрела на него несколько секунд. У меня даже отвисла челюсть.
— Ты что, с ума сошел?
— Кто бы говорил. Давай читай.
Я думала, что не смогу сосредоточиться, но смогла. Зуд во рту постепенно прошел, и я больше не чуяла кровь. Еще через некоторое время я сумела прочесть открытую передо мной страницу — слезы уже не набегали на глаза, буквы перестали расплываться. Я делала вид, что стряхиваю книжную пыль со щек, хотя на самом деле размазывала по ним горячую соленую влагу.
Грейвс мне ничего не говорил, но тоже долго не переворачивал страницу. Когда ему нужно было идти на последний урок, он проводил меня в комнату. Обе стопки книг мы водрузили на кровать. В конце концов, я уснула, так и не закрыв прислоненный к изголовью кровати фолиант, и проспала до утренней зари.
Я могла бы поспать и дольше, но у меня были дела.
Глава 14
Я приняла душ и заплела косу.
В коридоре явно было что-то не так. Я вслушивалась, прильнув к двери и поглаживая ее мощную и холодную поверхность. С той стороны кто-то внимательно слушал меня. Это же ощущение возникало у меня и раньше, и тогда я говорила папе, что в этот мотель или дом заходить опасно. Папа никогда не спорил.
Значит, оставался только один выход. Мне он не нравился, но сидеть и хандрить — еще хуже.
Неяркий солнечный свет робко проникал сквозь щели между чугунными ставнями. Я распахнула их как можно шире и стала бороться с окном. Надо было не просто открыть его, но сделать это очень тихо. Когда мне это удалось, в комнату ворвался влажный прохладный воздух, наполненный ароматом приближающегося дождя. Я глянула вниз, в сад с мертвыми розовыми кустами. Мощенные камнем дорожки отсюда сверху казались очень жесткими — падать высоко и долго. Я сглотнула. Если бы у меня была веревка…
Но если смог Кристоф, то смогу и я. Худшее из возможных последствий — сломанная нога и куча вопросов, верно? Я еще никогда не ломала ноги или руки. Да и вопросы будут кусаться. Здесь все кусается.
Какая ты дурочка, Дрю.
Но надо было действовать. Просто необходимо. Особенно если дверь под наблюдением. Я не могла допустить, чтобы кто-то —
Я схватилась руками за раму и поставила ногу на подоконник. Убедившись, что не соскользну, подтянулась и встала в оконном проеме. Приказав себе не смотреть вниз, принялась изучать каменную стену и нависающую крышу. Она была покрыта шифером и шла под крутым уклоном. Водосточный желоб отсутствовал. Это и хорошо — желоб может оторваться от крыши, — и плохо — кроме края крыши уцепиться не за что.
Я повернулась спиной к саду, собираясь с духом. Подняла руку.
Ничего не выйдет. Придумай что-нибудь другое.
Как назло, «другого» не было. А у Кристофа все получилось. Не прощу себе, если хотя бы не попробую. К тому же, если не справлюсь, путь побега будет взят под наблюдение. А пока никто не подозревает, что я осмелюсь бежать этим маршрутом. Ведь я не такая сильная, не такая быстрая, не такая выносливая — еще не пережила «становления». Но зато переплюну всех по интеллекту. Только на это и приходилось рассчитывать.
Тогда зачем я совершаю глупость?
Я послала внутренний голос полем-лесом и обхватила пальцами край крыши. Уклон показался не очень-то страшным. Так, совсем немного. Я закрыла глаза, вдохнула-выдохнула, ощущая руками холодный, с острыми краями шифер. Внезапно я поняла, откуда на ладонях у Кристофа взялись крестообразные порезы.
Второй рукой я нащупала край крыши. Мысленно несколько раз проиграла ситуацию, как велел папа, обучая меня стрелять из винтовки. Вот нутром почувствуешь — уже полдела, малышка. А когда нужно, тело само вспомнит, что делать. Проиграй все мысленно, представь, как ты это делаешь.
У меня всего одна попытка. Я напрягала и расслабляла мышцы, мысленно проходя путь. Сосредоточившись, я подавила внутреннюю дрожь. Прислушалась. Сердце стучало ритмично, уверенно. Дыхание выровнялось, стало глубоким и спокойным. Мокрая коса елозила по спине. Я балансировала на подоконнике, стоя на правой ноге и слегка подавшись вперед. Пятки свешивались над краем. Прохладный утренний бриз, обтекая меня, проникал в комнату.
Вдох-выдох. Вдох-выдох.Покалывания на коже. Игра крошечных мускулов — нельзя стоять совершенно неподвижно, а то упадешь. Неподвижность — постоянное приспособление и выравнивание, как при вождении машины.
Это мне папа говорил.
Мысль обожгла, как удар бичом, и все тело напряглось. Я услышала шорох крыльев, ощутила на лице их прикосновение. Сильно отклоняться назад не надо. Просто оттолкнуться и подтянуться, словно вылезаешь из бассейна.
Острый край шифера врезался мне в ладони. Я резко выдохнула и подняла колено. К счастью, на мне были джинсы. Следующее, что помню, — как карабкаюсь по наклонной крыше и благодарю бога, что я в кроссовках, а не в ботинках. Стопы сводило судорогой, ногти на руках ломались — так сильно я всаживала их в шифер.