Предательство, Пинтер Гарольд

Предательство

на обложку

Пинтер Гарольд

Шрифт:

Пауза.

А как Роберт?

Пауза.

Эмма. Ну… видишь ли… мы с ним, наверно, расстанемся.

Джерри. Ого?

Эмма. У нас был долгий разговор… этой ночью.

Джерри. Ночью?

Эмма. И представляешь, что я узнала… этой ночью? Что он предавал меня много лет. У него были… другие женщины.

Джерри. Не может быть! Ну и дела!

Пауза.

Но

ведь и мы его много лет обманывали.

Эмма. Вот и он — обманывал меня много лет.

Джерри. И я не знал об этом.

Эмма. Я тоже не знала.

Пауза.

Джерри. А Кейси об этом знает?

Эмма. Может, ты перестанешь называть его по фамилии? Его зовут Роджер.

Джерри. Ну да, Роджер.

Эмма. Я позвонила именно тебе. Даже не знаю почему.

Джерри. Как все же странно. Мы с ним были такие друзья, помнишь? Мы с Робертом… ну допустим даже, что я его не видел в последнее время, но ведь раньше-то, все эти годы, сколько раз мы выпивали с ним, сколько раз ходили вместе обедать… и мне даже в голову никогда не приходило… ни малейшего подозрения… что у него кто-то есть… кто-то кроме тебя. Никогда. Ни малейшего. Ведь когда, скажем, сидишь с приятелем в баре или, скажем, в ресторане и он нет-нет да и выскочит, ну, скажем, в туалет, сама знаешь, как бывает, — так вот, я к тому, что если он выскочит в туалет, а при этом еще позвонит кому-нибудь тайком, ну, надо ему пару слов, чтоб ты не знал, то ты этот его тайный звонок вроде как чувствуешь — замечала? — нет, как будто даже гудки эти слышишь: ту-у, ту-у, ту-у-у. Так вот, с Робертом я этого никогда не чувствовал. Ни разу, никаких этих ту-у, ту-у, ту-у-у, ни в одном баре, сколько мы с ним ни бывали. Самое смешное, что это ведь я всегда тебе ту-ту-ту потихоньку, пока он там поддавал у стойки. Вот что самое смешное.

Пауза.

А когда он тебе про все это рассказал?

Эмма. Этой ночью. Да мы, кажется, так и не ложились всю ночь.

Пауза.

Джерри. Всю ночь проговорили?

Эмма. Да, всю ночь.

Пауза.

Джерри. Обо мне речь не заходила?

Эмма. О чем?

Джерри. Я просто…

Эмма. Я просто взяла и позвонила тебе утром, просто так, потому что я… потому что мы старые друзья… я всю ночь не прилегла… теперь все это кончено… и мне вдруг захотелось тебя повидать.

Джерри. Ну и правильно, я тоже рад тебя видеть. Очень рад. И мне жаль… что всё так…

Эмма. А ты хоть помнишь? То есть ты действительно помнишь?

Джерри. Помню.

Пауза.

Эмма. Тебе ведь не по средствам тогда была эта квартирка на Уэссекс-гроув,

когда мы ее сняли, да?

Джерри. Ну, когда любовь, что-нибудь да придумаешь.

Эмма. Я купила занавески.

Джерри. Ты тоже что-то придумала.

Эмма. А ты знаешь, я не оттого тебе позвонила, что вдруг воспоминания нахлынули, нет, нет, какой толк вспоминать! Просто хотела узнать, как ты. Нет, честно. Скажи, как ты? Как твои дела?

Джерри. Какое это все теперь имеет значение?

Пауза.

Так ты вчера ничего не сказала Роберту про нас с тобой?

Эмма. Пришлось рассказать.

Пауза.

Он рассказал мне все. И я ему все рассказала. Мы глаз не сомкнули… всю ночь. Среди ночи вдруг Нед спустился из спальни. Мне пришлось пойти уложить его. Потом я вернулась вниз. Он, наверно, услышал наш разговор и проснулся. И ты знаешь…

Джерри. Ты ему все рассказала?

Эмма. Мне пришлось.

Джерри. Ты все ему рассказала… про нас с тобой?

Эмма. Мне пришлось.

Пауза.

Джерри. Но ведь он мой самый старый друг. Ты пойми, я взял его дочурку на руки, и подбросил, и поймал ее, и это было у нас на кухне. А он стоял рядом и смотрел.

Эмма. Все это теперь не имеет значения. Все кончено.

Джерри. Как так? Что кончено?

Эмма. Все кончено. Все позади.

Она пьет.

1977 год, в тот же день

СЦЕНА ВТОРАЯ

Кабинет в доме Джерри. 1977. Весна.

Джерри сидит. Роберт стоит со стаканом в руке.

Джерри. Спасибо, что зашел.

Роберт. Да ну, невелик труд.

Джерри. Нет, нет, я знаю, тебе было нелегко… Я знаю… Ведь дети…

Роберт. Нет, не страшно. Мне показалось, что у тебя что-то срочное.