Предчувствие беды
Шрифт:
Ответ. Да, мужчина приходил. Немолодой такой.
Вопрос. Пожилой?
Ответ. Ну-у… Лет под сорок.
Вопрос. Вам известно его имя?
Ответ. Он Эдиком назвался. И Александра Борисовна его так называла.
Вопрос. У вас с ней какой-то конфликт в тот день произошел?
Ответ. Да никакого особого конфликта. В общем, так было. Мы с девчонками были в ее кабинете, она нас собрала на летучку. Светлана Степановна принесла приказ на премию. Нужно было расписаться, ну что согласны с суммой. У нас такой порядок. Вот. Мы, значит, расписываемся по очереди,
Вопрос. Почему, не знаете? Она ничего не сказала при этом?
Ответ. Ничего не говорила. Только там, в зале, этот ее знакомый находился. Он нам помочь вызвался ящики перетаскивать. Может, она забеспокоилась, что он там один, я уж не знаю. Она, значит, вышла и вдруг оттуда как закричит, нервно так очень: «Кто двадцать седьмой ящик паковал? Замок не защелкнут!» А я его и паковала. Все нормально было. Все было защелкнуто. Мы это всегда проверяем. Не защелкнешь как следует, так оттуда все вывалится при перегрузке. Так что за этим строго смотрим. Я четко помню, что защелкнула и проверила крышку. Ну я, значит, выскакиваю в зал, говорю, что это я паковала двадцать седьмой, смотрю – они вдвоем стоят у холодильников и целуются.
Вопрос. Кто?
Ответ. Ну как – кто? Александра Борисовна и ее ухажер.
Вопрос. Что было потом?
Ответ. Потом мы стали все вместе перегружать ящики. Небережная вешала бирки с номером рейса, а мы их совали в холодильники. Все как всегда. Эдик, ухажер ее, он нам помогал.
Вопрос. Вы не обратили внимание, на какой рейс попал ящик под номером двадцать семь?
Ответ. Как раз обратила! Я уже за этим ящиком наблюдала. Нормально он был закрыт! А рейс – на Ларнаку. Тот, что разбился. А что, вы думаете?…
Вопрос. Еще раз повторите, пожалуйста, на какое число и на какой рейс попал ящик с питанием под номером двадцать семь?
Ответ. Он попал на рейс 2318, который должен был идти на Кипр, на Ларнаку, на следующий день – двадцать третьего августа.
Вопрос. Спасибо. Теперь прочтите, пожалуйста, и распишитесь на каждой странице…
– Ни хрена себе! – Грязнов взъерошил шевелюру. – То есть накануне взрыва никому не известный Эдик остается в полном одиночестве среди упаковок с питанием! Почему-то ящик, попавший на Ларнаку, оказывается не закрыт. Хотя его закрывали. Вот тебе и способ заминировать самолет!
– Он был в зале один всего три-четыре минуты. Если минер – Эдик, он должен был принести с собой нечто уже готовое, не привлекающее внимание. Например, такой же точно тефлоновый контейнер с питанием, только начиненный не завтраком, а взрывчаткой.
– Следовательно, он имеет отношение к самолетам. Нужно прошерстить весь личный состав Шереметьева. Я ж говорил, у Сосны наемных убийц что грязи…
– Что касается работников Шереметьева – ими уже занимаются. А касаемо Сосновского… ты опять замыкаешься на одну версию. Из показаний Черкесовой следует, что ящик под номером двадцать семь попал на рейс 2318 случайно. Он мог попасть с таким же успехом на другой борт. Вспомни, как распределяется питание: Небережная берет список рейсов и количесто проданных
– Он был в ее кабинете до загрузки холодильников?
– Нет. Он все время до окончания работ находился в зале.
– Ну… Нельзя же ответить на все вопросы сразу. Вообще имеет смысл провести нечто вроде следственного эксперимента, дабы установить возможность попадания «шара в лузу». Кто-либо из оперов, исполняющий роль Эдика, пытается «заминировать» заранее оговоренный, но неизвестный работницам пищеблока рейс, действуя так же, как и подозреваемый.
– Принимается. Далее. Как ты уже извещен своими сотрудниками, Небережная, которая могла бы что-нибудь рассказать о своем друге Эдике, исчезла. Опера твои давно с Глаголева вернулись?
– Да, часа два назад. Отчитались уже. Впечатление такое, что тезка твоя вышла из дома на минутку. Постель не заправив, в которой, кстати, кто-то побывал. Возможно, той же ночью.
– Судмедэксперт изучил следы пребывания?
– Да. Предварительно. Сказал, что «живых» нет. То есть это событие как минимум пяти-семидневной давности.
– И вот выскакивает она в тапочках на босу ногу, влюбленная в своего Эдика до невозможности…
– … А там ее искомый Эдик и поджидает. И уводит в ближайший лесок, где и закапывает. Искать ее теперь не переискать, – мрачно закончил Грязнов.
– Похоже, что не так, Слава. Похоже, что ее увез другой мужчина. Давний поклонник по имени Глеб, владелец вишневой «девятки», на которой госпожа Небережная, видимо, и покинула дом. Надо эту машину вычислить. Номер, место пребывания.
– Подожди, расскажи поподробнее. Мне Левин звонил, вкратце просветил насчет этого Глеба.
– Наша Александра Борисовна особа до мужчин падкая и пользующаяся у них успехом…
– Надо же! Кого-то она мне напоминает!
– Ну, мне до нее далеко, – отмахнулся Саша. – Так вот. Среди череды меняющихся поклонников есть давний, постоянный воздыхатель по имени Глеб.
– Зубной врач.
– Именно. Точнее, протезист. Похоже, он нашу Александру и увез.
– Откуда такое предположение? И куда это ты с Глаголева усвистал? Колобянин слышал, как ты некоей даме назначал свидание.
– Представляешь, выянилось, что у меня есть знакомая, которая дружит с этим самым Глебом.
– Когда же это выяснилось? Ты уже своих знакомых и не упомнишь всех? – съехидничал Слава.
– Ладно, ладно, не завидуйте, а достигайте. А если серьезно, то тут, Слава, тот самый господин случай.
Турецкий рассказал о знакомстве с Надеждой и разговоре, состоявшемся в концептуальном ресторанчике.
– Ну, Турецкий! Даже легкий роман на фоне моря обращаешь на пользу дела! Это уметь нужно.
– Я ж говорю, случай. Но не суть. Со слов Надежды, Глеб был на работе в пятницу, то есть на следующий день после исчезновения Небережной. Но больше на службе не появлялся. Якобы лег в больницу по поводу повышенного давления. Надя звонила ему домой в понедельник, то есть позавчера. Мама подтвердила, что сын в больнице и просит его не навещать.