Предчувствие любви
Шрифт:
– Сударь, вы сегодня один?
Больше не сказал ни слова, протянул ключ и, проведя в комнату, стал зажигать свечи.
– Не надо зажигать много свечей, – произнес Эжен так резко, что полусонный служка вздрогнул. – Прости, приятель, во рту пересохло, я сам справлюсь. Принеси-ка лучше несколько бутылок моего вина.
Тот поклонился и вернулся, неся в корзине несколько заветных бутылок.
– Желаете что-нибудь к ужину?
– Нет, ничего не надо.
От досады Эжен едва сдерживался, а служка будто нарочно трогал изразцы печи, спрашивая, не надо бы еще подтопить, потом снова пристал с ужином. Чтоб
Наконец тот убрался, виконт остался один. Налив полный кубок вина, выпил залпом. Он так хотел пить, будто провел целый день в пустыне. Он пил и не пьянел, в голове потихоньку стало проясняться.
Виконт припомнил все мельчайшие подробности сегодняшнего вечера.
«Да, все с самого начала было не так».
Не снимая сапог, с бутылкой в руках, Эжен бросился на постель, прикрыв пальцами дрожащие веки.
«Так что же было не так? Она не сопротивлялась и вела себя так, будто нисходит ко мне, приносит себя в жертву. Она меня пожалела! Она, девчонка из провинции, поняла меня, оказалась сильнее и благороднее».
Это невозможно понять, невозможно простить, это оскорбительно! Нет, нужно срочно встретиться и поговорить с ней. Да что она о себе думает, деревенщина… Она что, вообразила себя мученицей из раннехристианской истории, а он – безжалостный язычник?..
«Ты не язычник, ты хуже, ты отступник, – произнес кто-то в его голове его голосом. – Ты был крещен и знал с младенчества, что можно и нельзя, что хорошо и плохо. В отрочестве ты осознал и поразился подвигу Спасителя, Его спасительной жертве. Твое маленькое сердце разрывалось от муки и счастья, и жалости, и любви к Тому, кто своей невинной кровью искупил нас всех. Как могло случиться, что это живое, яркое и теплое как свет солнца знание превратилось в мертвые, ничего не значащие слова, куда девалась живая Вера, и что такое теперь ты?» Чтобы не слышать этот голос, голос сердца, голос совести, Эжен вскочил с постели и взялся за новую бутылку. Погрозив кому-то пальцем, прокричал:
– Все так живут! Завтра же приду в дом де Пенкорнэ и потребую объяснений. Что она о себе возомнила?!
Эжен проспал до полудня. Увидев себя в зеркале, ухмыльнулся и покачал головой: лицо было ужасным. От вида валявшихся повсюду пустых винных бутылок присвистнул: «Однако!»
Осознав, что лицо и костюм до неприличия помяты, Эжен решил заехать домой. На всякий случай вошел через черный вход. Слуга сообщил, что товарищи, так и не дождавшись его возвращения, решили, что он увлекся новой подружкой, разобиделись и только что покинули дом.
Эжен с облегчением вздохнул.
Отдохнув и со вкусом пообедав, виконт решил: «Нужно дождаться, когда Виолетта сама позовет меня для объяснений» – и заранее поморщился, представив потоки слез и заламывание рук.
Все случилось так, как он хотел. Почти так.
Когда слуга принес приглашение в дом к Пенкорнэ, он улыбнулся.
«Все-таки провинциалка не справилась со своими нервами, наверное, сболтнула своим сестрицам, а те рассказали отцу. Чем это грозит? Скандалом, вызовом на дуэль? Кстати, у Виолетты очень прыткий кузен, и он всегда так сладко поглядывает на девицу,
Эжену припомнился кроткий взгляд Виолетты, ее слабые руки, запах волос и кожи.
«И что теперь – законный брак? Об этом стоит подумать. Девица оказалась не такой ханжой, это стоит вознаграждения. Интересно, сколько дядюшка Пенкорнэ предложит в качестве приданого. В такой ситуации стоило бы нажать на него и потребовать раскошелиться. Провинциальная щепетильность на этот счет смехотворна, этим нужно воспользоваться!»
Виконт собрался поздно. Принял ванну, сменил белье и к вечеру приехал в дом Пенкорнэ. В доме горели все огни. Эжен вдруг подумал, что ему могут указать на дверь. Но его пригласили в дом, в гостиную.
«Похоже, предстоит серьезный разговор».
Войдя в гостиную, Эжен быстро осмотрелся. Не увидев Виолетту, усмехнулся.
«Так, грех раскрылся, сейчас начнутся переговоры о сдаче. Невеста появится в самом конце, в каком-нибудь смешном бабкином наряде, с опущенными глазами, наступит торжество».
Представители семейства Пенкорнэ были торжественны и спокойны, все как один смотрели на виконта так странно, что ему стало не по себе. Обычные при приеме слова «Имею честь засвидетельствовать свое почтение» дались не без труда. Хозяин дома смотрел на виконта поверх его головы, холодно и рассеянно. Выслушав приветствие, трескучим, без интонаций голосом произнес:
– Господин де Колиньи, я действую по поручительству Виолетты. Уполномочен передать вам ее прощальное письмо.
– А что она сама, нездорова? – развязано спросил Эжен, сам чувствуя нелепость и неуместность своего тона.
– Нет, она прекрасно себя чувствует, но ее нет в доме.
– Что же заставило ее покинуть дом в столь позднее время? – тем же шутовским тоном спросил он.
Между тем на сердце становилось непокойно. «Что тут происходит? И почему лица всех этих провинциальных святош так торжественны, хотел бы я знать».
– Виолетта навсегда покинула этот дом, Париж и этот мир.
Сердце Эжена сжалось от страшной мысли.
«Неужели покончила с собой?! На мне бесчисленное множество грехов, но никого я не доводил до такого отчаянного поступка. Нет, она не могла со мной так поступить!»
Он вскинул глаза на Огюста де Пенкорнэ. Тот говорил громко, торжественно, строго глядя виконту в глаза.
– Виолетта нам все рассказала: она сознательно принесла себя в жертву, надеясь спасти вашу душу. В знак благодарности, что вы однажды спасли от смерти мою сестру.
– Не понимаю, о чем вы говорите. Где Виолетта? – Эжен начал нервничать.
Пенкорнэ продолжал говорить так же твердо и неторопливо.
– Не перебивайте меня, сударь. Виолетта навсегда покинула этот грешный мир, она приняла постриг в одном из монастырей. Она давно уже вела переговоры с настоятельницей втайне от нас. Мы очень виноваты, что не слушали ее, не хотели верить в серьезность ее намерений. Так или иначе, она рассказала нам о своем поступке, мы ее не осуждаем. Более того, мы гордимся нашей Виолеттой и уверены, что теперь у нас перед Богом будет достойнейшая заступница. Вот письмо Виолетты. Не смею вас больше задерживать.