Предчувствие смуты
Шрифт:
На эту тему в кругу семьи он умел рассуждать — вкладывать, по его словам, в юные головы ценные мысли. «Слава, — говорил он, — как любовь, с той лишь разницей, что любовь, кроме всего прочего, это как свежий овощ, а слава — как овощ, заложенный на долгое хранение. Если слава настоящая, без гнильцы, удержится долго. Тогда из нее будут извлекать выгоду и дети твои, и внуки. Это все равно, что регулярно снимать проценты с денежного вклада».
Юля своей сметливостью радовала отца: девочка практичная. Что-то приобретенное у нее было и от Алексея Романовича — она быстро согласилась приветить с лаской и вниманием
16
Слобожане не торопились покидать старинный украинский город. У напарников были свои причины задерживаться. Микола надеялся выяснить судьбу девчат — Соломии и Ядвиги, Илья — получить заработанные деньги.
— Будем требовать двойную оплату, — настаивал Илья. — За какой-то месяц мы два раза побывали в Чечне. Это все равно, что дважды посетить клетку с голодным тигром.
— Ты имеешь в виду Дибривский лес? — Микола усмехнулся. — Дибривщина — это уже Украина. Сам же толкуешь: все лучшее — у нас: и лес, и бандиты. Хотя… какие они бандиты — пацаны низкопробные? Только по названию люди грозной профессии. До чеченцев им никогда не дотянуться. Ты их спугнул — и они, как зайцы, разбежались. За что же тогда с пана Шпехты требовать двойную оплату? Он любит деньги и расстается со своими кровными неохотно.
— Я договаривался не с ним, а с паном Гуменюком… И Гуменюк тоже хорош. Где его будем искать?
— Найдем. Львов — не Париж и даже не Москва. Я знаю, где его искать, но не сейчас. Ночью благородные люди спят. А мы с тобой — кто?..
Спустя десять минут из уазика раздавался храп. Спали оба, не опасаясь, что в салон заберутся грабители: «груз 200» уже покоился в семейном склепе, выстроенном еще при Пилсудском. У Миколы уже с вечера — как гора с плеч свалилась, когда родственники, приподняв крышку гроба, чуть было от трупного запаха не потеряли сознание, но, приглядевшись, убедились, что в гробу именно их любимый Стасик, избравший себе профессию журналиста-международника.
Микола видел убитых горем родственников, он искренне жалел их. Только с кем они будут расплачиваться за доставку «груза 200» — с доставщиками или с паном Шпехтой? Если с доставщиками, то хлопцы хорошо заработают.
Наблюдая за родственниками убитого, Микола подумал: не одно столетие гибнут поляки, отправляясь в восточные страны. Особенно не везет им в России. Шляхта всегда мечтала иметь на русском престоле своего царя, а если не царя, то хотя бы Наполеона, а если не Наполеона, то хотя бы союзника, который поможет раздвинуть границы Польши «от моря до моря», естественно, за счет России. Ненависть шляхты к русским людям венчается могилой в какой-нибудь Хатыни.
Микола храпел сном праведника. Но еще долго ворочался Илья. Не давало ему покоя уснуть предупреждение отца. При выезде из Сиротино Алексей Романович отвел Илью в сторонку, принялся нашептывать: «Когда вам загрузят мертвеца, постарайтесь переправить его на Украину. Закопайте где-нибудь на сельском кладбище. А гроб везите дальше, куда вам будет указано. В гроб камней положите — для веса. И никому не признавайтесь, что мертвеца выбросили, как падаль.
Прошлый раз загадкой был сам роскошный гроб, но Илья разгадал его сразу, как только пихнул в плавки продолговатый брусочек толщиной в два пальца. Из таких брусочков коломенские умельцы сложили гроб, обтянули его пленкой шоколадного цвета — получилось шикарное изделие. Но по дороге брусок напитался влагой, стал слоиться, каждый слой — стодолларовая ассигнация, а клей на вкус — чистая глюкоза. Вот и коломенских умельцев нужда заставила делать не только ракеты «Скад»… Когда в Коломне, по совету американцев, рушили ВПК, конструкторы-ракетчики, чтобы не голодать, намеревались лететь в Северную Корею, но их туда не пустили. Однако разрешили подрабатывать у заказчиков с Кавказа. Тех всегда интересовала валюта.
Илья скоро пожалел, что «гроб под дуб» не доставили в Сиротино. Он тоже мог стать если не олигархом, то довольно крутым.
В то время, когда компаньоны, подложив под бока дерюжку, наполняли салон уазика молодым здоровым храпом, Зенон Мартынович Гуменюк входил в квартиру Шпехты.
Опять появилось на столе яблочное вино и несколько сортов словацкого сыра. Удивлять своего соратника разносолами Варнава Генрихович не мог, чтобы не возбудить зависти: вот, дескать, какой богатый адвокат! Скромность во всем, и прежде всего за обеденным столом, возвышает человека.
Варнава Генрихович не торопил гостя с отчетом. По заведенному правилу, они сначала выпили по бокалу бодрящего кислого, закусили соленым братиславским, поговорили о том о сем и, конечно же, о захоронении поляка-журналиста.
— И стоило ему безрассудно соваться в Ичкерию? — высказал свое недоумение Зенон Мартынович. — Послал бы кого-нибудь из наших, того же Перевышку. Он не отказался бы, если б его попросила Соломия. Дивчина крепко держит его за душу. Теперь он у нее, как пойманный ястреб. За файную валюту можно было бы им и пожертвовать.
В знак несогласия Шпехта покачал бородкой.
— Зенон, ты плохо знаешь Соломию. Дивчина с характером. Меня она предупредила, чтоб Миколу я не подставлял, иначе…
— Неужели влюбилась?
— Что ты хочешь — тело молодое. А она — истовая католичка. Ей байстрючонка рожать обычай запрещает.
— Это верно, — подтвердил Зенон Мартынович. — Характер у Соломии — не отнять. Прошлым летом — на Ивана Купалу — я познакомил ее с неженатым доцентом, кандидатом наук. Это тот самый, который «Капитал» Маркса читал как Библию. Когда-то в политучилище преподавал политэкономию.
— Подполковник Кормильцев?
— Кормильцев был уже давно полковник, и его перевели в Москву.
— По мастерству другого такого нет.
— Есть, Варнава Генрихович, только мы не знаем… Так вот, меня разобрало любопытство: кто кого перетянет в свою веру? Дня через три Соломия появляется в тире — злая-презлая. И на меня чуть ли не с кулаками: «Вы с кем меня случить хотели? — Орет, как на базаре: — Да от него запах, как из могилы!» Я рассчитывал, что заскорузлый доцент ласково предложит руку и сердце, а он ей попурри из Маркса: «Ничто человеческое мне не чуждо».