Предел бесконечности
Шрифт:
Кого же на самом деле профессор Жулавский выводил в люди? Исполнительных рабов? Безжалостных убийц? Или чутких добрых друзей? А может быть среди них, как в любом обществе, были и те, и другие, и третьи? И кого же больше? Никто не задался этим вопросом. А исполнительской службе, как и крематорной печи, было все равно.
Я возвращалась домой с тягостным чувством. Мне пришлось говорить со старой женщиной о самом больном, самом страшном. И я подумала: если бы на моем месте была Лиза, как бы поступила она? И поняла: Лиза бы закрыла
Интервью подготовила Анастасия Нежданова".
К статье прилагались две фотографии. На одной седая курчавая бабулька обнимала улыбающуюся девушку с тонким красивым лицом, обрисованным ровной линией ухоженных волос. Две счастливые женщины, голова к голове. Две пары сияющих глаз. Другая фотография демонстрировала прозекторскую, где просматривался стол и растерзанное тело на нем. Подписей к изображениям не было.
Чуть ниже имелась дописка: "Только в нашей газете! Читайте серию статей об индивидах профессора Жулавского. В следующем номере: "Истинное лицо Алексея Жулавского". Вы узнаете о ранее не публиковавшихся фактах биографии профессора, о его личной и семейной жизни".
Филипп отодвинулся от экрана.
– Орион, дай мне поименный список всех корреспондентов это газетенки.
– Позвольте уточнить задание.
– Чего еще не ясно?
– доктор Жулавский удостоил индивида взглядом.
– Подобные данные не публикуются в открытых базах. Вы хотите, чтобы я нарушил закон?
– Какой закон?... Нет! Не надо мне цитировать кодекс! Достань все, что найдешь. Любыми средствами, но так, чтобы тебя не отследили. Меня интересуют женские имена.
– Будет сделано.
Из дальнего угла кабинета донеслось сдавленное сопение. Это смеялся Стас.
– Он тебя достанет, Фил.
– Лучше бы ограничил ему доступ в библиотеку, - проворчал Филипп.
– Я тебе давно говорил, что он начал свое образование с изучения юриспруденции. Ты меня, помнится, тогда послал.
– Я не нянька! Ты взялся его опекать, вот и продолжай в том же духе.
Стас хмыкнул, явно довольный замечанием, и для порядка напомнил:
– Слушай, мне вообще-то забот хватает. Ты помнишь, что мы заказали десять эмбрионов?
– Ты уже привез? Отлично! Предыдущая партия развивается успешно, будем закладывать следующую.
– Фил, а тебе в этой статье ничего странным не показалось?
– Болтовня!
– Там было про головную боль и насморк. Разве так бывает? У Ориона стопроцентный иммунитет, а боль он только диагностирует, и то, когда захочет. Его организм защищен от любых неприятностей, как зародыш в матке!
– Почем я знаю, что у них бывает! Но с легкой руки этой "Анастасии Неждановой" газеты сейчас расшумятся во все глотки.
– Не бери в голову, у нас "крыша"... Слушай, а ты даже имя репортерши запомнил! Чего это вдруг?
Филипп
– Я думаю, что это вовсе не "Анастасия какая-то". Сто против одного! Ее имя - Анна Жулавская.
– Твоя сестрица?
– изумился Стас.
– Да. И она что-то знает. Она была с отцом в последние годы. Она видела, как он работал, и теперь собирается поведать об этом миру. Я должен ее найти!
– Зачем? Фил, ты получил своего индивида. Что тебе еще надо?
– Решить отцовскую задачку, вот что мне надо! Мне нужны мои жрецы, а не дубликаты его поделок! Орион - это прототип. Теперь дело за новыми! Я должен понять, что наделала эта штука, - он ткнул пальцем на колбу с осколками минерала, безделушкой застывшую на столе.
– Ты мне можешь объяснить, как кусок камня сформировал в родниковой воде человеческую ДНК?
Стас устало покачал головой.
– А Анна скорее всего может!
– Филипп хлопнул ладонью по столу.
– Сделай все, чтобы ее отыскать. Используй парня. Я хочу проверить его в настоящем деле. Зря, что ли, ты его всюду таскаешь за собой по поводу и без повода!
___________________
За окном вагона проносились снежные поля, полусонные деревеньки, холодные полустанки. Мелькали столбы электропередач, текли и текли провода. Тамара, свернувшись калачиком на жесткой полке, приткнулась головой в колени Глеба и мирно дремала, под размеренное перестукивание колес. Обрюзгшая женщина напротив копошилась среди многочисленных катулей и недоверчиво поглядывала на загорелого длинноволосого парня. Он понял ее мысли: как бы чего не спёр. Стало противно. Он отвернулся к покрытому изморозью окну.
Зачем я еду туда? Что найду? Пустой дом? Память?.. Виртуальную могилу без надгробия и доброго имени?
Смутные воспоминания о первых минутах существования вне капсулы вызвали легкий озноб. Глеб поспешно направил мысли в противоположную сторону: поближе к Тамаре, к полюбившейся деревеньке и ее обитателям, к приемному отцу.
Вьюжным февральским днем они вдвоем стояли на крыльце избы, и Борис Сергеевич спросил:
– Ну что? Что решил-то, сынок?
– Поеду. Может себя лучше узнаю, когда пойму, что за эксперимент такой на мне поставили.
– А Томочка?
Глеб оглянулся на избу.
– Придется с собой брать. Плачет весь день. Как я ее оставлю? Чего доброго, втихомолку за мной отправится. Не привязывать же... Да и грустно мне без нее.
– Да-а-а, - Борис Сергеевич хитро прищурился.
– Тяжко с ней будет.
– Ничего, батя, не впервой. Два года рука об руку по земле версты отмеряли.
– Поди больше и не увидимся...
– Отчего же? Будет все в порядке, к посевной, как пить дать, придем.
– Да ты не о посевной, ты о себе подумай! Голова у тебя светлая и душа горячая. Неужто на земле места не найдешь себе и Томе?