Предел мечтаний
Шрифт:
— Не совсем так. Просто я из тех мужчин, кому нравится, когда жена часто бывает беременной.
Слушая его густой низкий голос, Колетта чувствовала себя так, как будто только что сделала большой глоток из его стакана с виски.
А он снова откинулся назад. Его лицо приняло довольное выражение.
— Точнее говоря, так будет, если я когда-нибудь вздумаю жениться, — добавил он.
Колетта подумала, что от этих дьявольски сексуальных глаз и этого магнетического голоса растаял бы лед в Антарктике.
Официантка
— Теперь ты расскажи мне про Лилиану. Ты как-то сказала, что она была бы рада отделаться от тебя еще шестилетней. Что ты имела в виду?
Колетта подхватила вилкой маленький помидор и задумалась.
— Лилиана, в отличие от твоей мамы, не находила удовольствия в том, чтобы возиться с ребенком или создавать домашнее гнездышко. — Бесконечное количество раз Колетте приходилось слышать: «Потрудись», «Отстань», «Не приставай ко мне». — Ее то не было дома, то она была занята, то спала, и так большую часть времени в течение всего моего детства.
— Она где-нибудь работала?
Колетта кивнула.
— Да, только подолгу на одном месте не задерживалась. Ей казалось, что работу можно соединять с удовольствиями. Она начинала встречаться с кем-нибудь из коллег или даже с начальником, а когда роман прекращался, впадала в уныние, и ей приходилось оставлять работу. — Колетта рассеянно передвинула кусочек лука с одного края тарелки на другой. — Мне всегда было ее чуть-чуть жаль.
— Почему?
Колетта отложила вилку, и ее взгляд встретился с взглядом Тэннера.
— В ней всегда проявляется какое-то безрассудство, когда дело касается мужчин. Она ведет себя так, как будто ее жизнь оборвется, если она не будет связана с мужчиной. Когда она ни с кем не встречалась, то целые дни проводила в постели. Она была слишком подавлена, чтобы даже встать.
Тэннер накрыл ее руку своей ладонью.
— Наверное, тебе было тяжело. Детям всегда хочется верить, что они для своих родителей — главное.
Его греющий взгляд и прикосновение ладони тоже нелегко выносить. Колетта вздрогнула и убрала руку.
— Ты только пойми меня правильно: мое детство не было кошмаром. Меня не били, не оскорбляли...
Она не хотела больше говорить о Лилиане, больше всего на свете ей хотелось одного: чтобы прекратилась сладкая ноющая боль животе, вызванная его теплым взглядом.
Тэннер откинулся на спинку стула. То немногое, что Колетта рассказала ему о своей матери, глубоко его тронуло. А еще глубже тронуло то, о чем она не рассказала.
А не рассказала она ему о мучительном одиночестве заброшенного ребенка. Но эхо этого одиночества в ее голосе он расслышал. В ее карих глазах была печаль, хотя о печали она не произнесла ни слова.
А когда он встал и обнял ее, желая хоть как-то ее утешить, то, к своему изумлению,
— Мой отец был человеком тихим, — сказал он, отвечая на очередной ее вопрос. — Он подолгу работал на ранчо и значил для меня и для Джины меньше, чем мама. Но это был добрый человек, он любил нас и обожал маму.
— Я уверена, что они воспитали тебя правильно, — сказала Колетта. — Не всякий молодой мужчина в двадцать один год был бы готов стать главой семьи и принять ответственность за ребенка.
Тэннер пожал плечами и отпил глоток виски.
— Вопрос так вообще не стоял, — сказал он. — Других родных, каких-нибудь тетушек-дядюшек, у нас нет, позаботиться о Джине было некому, а я, естественно, не согласился бы на то, чтобы она воспитывалась в приюте. Как только мне сообщили о гибели родителей, я собрал вещи и вернулся домой.
— Вернулся домой?
Тэннер кивнул.
— Я в то время был в Лоренсе, учился на предпоследнем курсе Канзасского университета. Не смотри на меня так, — добавил он, улыбаясь. — Ты-то думала, что я придаю такое значение образованию Джины, так как хочу вроде бы правильно прожить в ней свою молодость.
Колетта заулыбалась, и на ее щеках появились очаровательные ямочки.
— Именно так я и думала.
— А это неправда. Я не проживаю вторую молодость через молодость Джины хотя бы потому, что не считаю свою молодость загубленной. Я не чувствую, что принес какую-то жертву, когда прервал учебу и взял на себя заботы о сестре и о ранчо. Идея насчет моей учебы принадлежала нашим родителям. Сам я хотел просто работать на ранчо.
— И поэтому ты не можешь смириться с тем, что Джину может устраивать работа в магазине?
— Смириться с этим я могу, — возразил Тэннер и принялся разрезать толстый кусок отбивной. — Но если она окончит колледж и получит диплом, то у нее будет некоторый фундамент, который может сослужить ей добрую службу, если она когда-нибудь изменит свое мнение о торговле. Но мы вроде бы договорились сегодня больше не говорить о Джине.
— Ты не ошибаешься, — подтвердила Колетта.
В течение следующих нескольких минут все их внимание было отдано еде, и они обменивались мнениями исключительно о достоинствах блюд.
— Ты умеешь готовить? — спросил Тэннер.
Колетта заулыбалась, и Тэннеру опять пришлось с усилием отводить взгляд от ее ямочек на щеках, а затем, с еще большим трудом, — от выреза на платье и соблазнительной груди.
Ее глаза сверкнули как два топаза.
— Не сомневаюсь, ты ждешь, что я скажу «нет». И думаешь, я только умею покупать консервы и готовые продукты. Так вот: я начала готовить очень рано и вдруг обнаружила, что мне это нравится. Просто в последнее время мне некогда часто варить и печь. — Она отрезала кусок куриной котлеты. — А ты? Кулинар хороший?