Предел – только небо. Книга 1. Земля

Наумова Светлана

– Нам вовсе не нужно знать ваше имя. – Чувство вины незаметно превратилось в злость. – Просто сидите молча! – попросила я и вернула взгляд на лобовое стекло, поскольку находилась явно во взвинченном состоянии и чувствовала, как росла во мне ярость. Не от ненависти к человеку, от собственного бессилия. Этот парень ничего нам не сделал: он такая же жертва катастрофы. И вроде галантный. Кажется, благородных кровей, пытается быть дружелюбным по отношению к нам. Но внутри сидит комок, который все время напоминает, что наши с Лили родители заживо сгорели. Мы даже не успели проститься с ними. Друзья. Их больше нет. Прожить 25 лет и просто испариться, точно тебя и не было. Зачем было учиться и заканчивать университет? Если знания эти больше никому не нужны. Столько трудов и сил потрачено впустую.

Вот так я начала жить. А Игорь – мой парень. Он просто исчез? Стерт с лица Земли? Он покинул меня, как и родители. Убийственная правда колет душу на части, все время делает рану в груди больше и больше. Я знала, что это было нечестно с моей стороны: обвинять во всем «беднягу», которого пришлось спасти, но я упорно старалась игнорировать желание посмотреть на него, грубить и заставить себя ненавидеть его. Потому что понимала, что, позволив себе сочувствие его захудалому положению и приняв его боль, я не смогу бросить этого человека, когда придет время и настанет момент делать выбор. И был только один способ спасти себя от симпатии к людям и не поддаться на свою слабость помогать ближнему – обороняться всяческим способом, пусть даже посредством раздражения и полного отсутствия такта к живому существу. Гнев помогает людям видеть все в черных красках, затмевает разум. И мне это сейчас очень было нужно.

Лили посмотрела на меня таким взглядом, какой я прежде не видела, – мудрым, словно она уже все повидала в этой жизни. Человек становится взрослым, когда перестает этого хотеть. И это был уже не ребенок.

– Простите мою сестру, – тут же кинулась оправдывать меня девочка, протянув мужчине пирожок. – Меня зовут Лили.

Ее искренняя детская улыбка обрадовала парня, растопила его сердце. Я это чувствовала. Он взял у нее из рук пирожок и посмотрел на девочку какими-то преданными, совсем невинными глазами. И где-то внутри я получила укол совести. От смущения Лили сжалась слегка и отвернулась от мужчины. Парень отодвинулся, чтобы я не уничтожила его взглядом в зеркало заднего вида, лишь украдкой позволив мимолетный взор в мою сторону. Он начал быстро глотать еду, будто и вовсе ее не жевал. Я невольно хмыкнула, но промолчала на этот раз.

Когда же трапеза закончилась и в электрокаре наступила абсолютная, почти безмолвная тишина, я заботливо накрыла простыней ноги сестренки, которая провалилась в сон сию же минуту, как только прислонилась головой к спинке кресла электромобиля. Даже небо успокоилось, хоть я и понимала, что это затишье перед атакой. Бегло направив взор в сторону случайного гостя, притаившегося на заднем сиденье – не знаю, спал ли он, я вдруг ощутила резкий спазм внутри – внутренний плач, предзнаменующий начало истерики. Держа в себе эмоции, я зажала рот ладонью и попыталась нащупать на панели кнопку блокировки дверей. Покинув в панике электромобиль, я села под первым попавшимся деревом, вернее, его частью, чтобы дать волю слезам, которые мне приходилось сдерживать в себе все это время.

Еще никогда прежде я не ощущала такую волну боли – словно ад внутри, который убивал всю мою сущность. Перед глазами стояла стена воспоминаний – самых счастливых и бесконечных, и именно они заставляли меня держать себя в руках. Счастье оказалось таким хрупким. Я так бережно хранила его в своих руках, что не заметила, как враг подобрался незаметно и вдруг судьба моя повисла на волоске. Но сейчас мне лишь необходимо знать, что надежда есть. Любовь к родителям дарила уют и тепло, но и это забрали у нас с Лили. И кому теперь сказать, как дороги они мне были? Как жестоко судьба била хлыстом! Как весь наш мнимый мир развалился на глазах в одно мгновение. Я тонула в осколках своей памяти, затаивалась в каждом моменте, которое воспоминание приносило с собой, будто пыталась пережить жизнь заново. Хотелось открыть глаза – и увидеть день таким, какой он был сегодня на своем старте. Осознавать, что жизненный путь человека, если неуклонно ему следовать, ведет к предопределенной развязке, но если человек сойдет с этого пути, то и конец будет другим. Но здесь конец у всех один. И он неизбежен.

– Несправедливо! – прорыдала я. – Нечестно, – понижала я голос на каждом последующем слоге.

Страдания приняли, наконец, такие размеры, что необходимо

было вколоть мне лошадиную дозу успокоительного, чтобы заглушить боль. Только есть ли смысл в транквилизаторах? – если завтра я проснусь – и моя жизнь не вернется. Нет. Нет. Нет. Ад на земле никуда не исчезнет. Придет следующий день – и ничего не изменится. Завтра я буду двигаться вперед, стремиться избегать смертельной опасности и уповать на хороший исход.

Предположить сложно, сколько времени я провела в истерике, воспоминаниях, страхе перед неизбежным и в горьком разочаровании; помню, как почувствовала чье-то прикосновение, будто знак свыше, забравший меня из грез, остановив поток слез. Ужас шершавым комком застрял в горле и, словно пощечина, вывел меня из транса, бездумно требовал вскочить на ноги в боевую стойку, готовой обороняться. Перед глазами все плыло. Я наспех утерла соленые капли на щеках и задумчиво уставилась на фигуру девушки, возникшей предо мной. Незнакомка прятала лицо под куском ткани.

– Слезами горю не поможешь. Тише, – просила та, прислоняя указательный палец к своим губам. Она осматривалась, словно ожидала в любой момент нападения. Я невольно обратила свой взор туда, куда смотрела юная особа, а потом притопнула грозно ногой, мол, требуя разъяснений. – Ты здесь одна?

Я отрицательно покачала головой.

– Почему шепотом? – наконец проронила я фразу так же тихо, как разговаривала девушка, окончательно поборов истерику и карнавал чувств внутри.

– Потому что люди сходят с ума, – как-то невнятно объяснила девчонка с помесью белокурых и пепельных прядей волос на голове.

Не понравились мне ее объяснения. Но она посмотрела на меня так, отчего кровь застыла в жилах. Эмоции захлестнули меня, сплетаясь в причудливый вихрь, как узоры в калейдоскопе. Чудилось, будто мы двигаемся навстречу серьезным неприятностям. В животе у меня возникло какое-то странное жжение. И самое удивительное, что это был не страх. Это было предвкушение, жажда бороться, выстоять и выжить.

– Мне нужно добраться до брата раньше, чем его убьют, – коротко объяснила девушка. Печаль в ее голосе была так глубока и так неподдельна, что я поневоле прониклась жалостью к этой особе. – Он ранен и без сознания. Я накрыла его ветками, пока искала лекарства. – Руки девушки были пусты. Вряд ли она могла найти аптеку посреди леса.

Несомненно, отчаяние в ее глазах не осталось мной незамеченным. Я видела на лице незнакомки неподдельный страх за родного брата и понимала, что не могу остаться равнодушной и бесчувственной к чужому горю. Моя броня разваливалась на куски, выпуская мою благородную сущность наружу.

– У меня в электромобиле есть арбалет и топор, – призналась я, почему-то свято доверяя ей.

Она сначала опасливо на меня посмотрела, но неожиданно в глазах ее загорелся огонек, тот, что не спутаешь ни с чем, – надежда.

– Ты не обязана, – хриплым голоском бормотала незнакомка.

Скривив лицо в ухмылке и стряхивая с себя маску неприкосновенной злодейки, я схватила ее за запястье и потащила к машине, в которой спали два пассажира.

– Ева, – представилась блондинка, цвет волос которой превратился в грязно-пепельный.

– Анна, – машинально ответила я.

Молча мы подобрались к электромобилю. С ощущением полной уверенности, что должна помочь этой девушке спасти брата, я достала из багажника электрокара холодное оружие. Не пойму: то ли геройства захотелось, то ли я мазохист?! Ведь я понимала, что во мне нуждаются два человека, находящиеся в электромобиле, было бы глупо брать на себя ответственность за еще нескольких незнакомцев: беспокоиться за их жизнь, настойчиво искать неприятности, бежать сломя голову через лес, бороться с невиданными мне призраками ради спасения незнакомого парня. Ориентиры и чувства рассыпаются на части, словно бусины. То я пуленепробиваемая, то я мягкая. Не могу найти баланс. Ситуация делает меня бесчувственной, но потом появляются люди, которые нуждаются во мне, и я не могу противиться желанию помочь им. И вот теперь предо мной стоит эта девушка, хрупкая, точно птичка, дышит как паровоз, постоянно озирается по сторонам. На лице ее неподдельно нарисовано беспокойство. Она боится не успеть вовремя. Я смотрю на нее по-доброму, сочувствую и сожалею.