Предки Калимероса. Александр Филиппович Македонский
Шрифт:
— Для чего же мы не едем через крепость? — спросил я.
— Нельзя; только по праздникам отворяются для всех врата её; мы поедем теперь на торговую площадь, где и остановимся в гостинце Огизийской; содержатель мне знаком, и угостит нас прекрасным блюдом: печеным луком, начиненным сушеной рыбой, фисташками и перцем, в меду… бесподобно!
— Нет, не бесподобно, — думал я, — гораздо бы лучше было выпить с дороги стакан чаю!
Между толпами народа, который, встретив Филиппа и проводив его, в дом Пиндара, глазел еще на проезжающую свиту, мы пробрались на торговую площадь; посреди площади возвышалась огромная статуя.
— Это
— Меркурия, покровителя торговли, на древнем языке Марктора, т. е. Тора, бога торгового. Издревле ведется обычай строить на торжище храм Тору; покровительствующему торговле, или ставить его лик; да и самое слово торг — происходит от Тора.
— Ну, — сказал я, — господин мой, ты, я вижу, Этимолог, и все твои изыскания основываешь на одной Этимологии!
— Звук и идея звука — вот мой ключ к изысканиям; по наружности преданий не откроешь истины; должно открыть дух преданий, ибо узел тайны есть слово, облеченное мыслию.
Чтоб отделаться от г. Изыскателя, я задал ему вопрос:
— Скажи мне, господин мой, спали ли первые люди?
— Разумеется, спали, это не стоит исследования.
— А мне кажется, что не спали; ибо сон есть образ смерти, а смерть есть дочь греха. Следовательно, до прегрешения человек не мог спать.
— Ах! вот задача! — вскричал мой Антикварий. — Это должно исследовать.
— Исследуй пожалуйста; а я покуда усну.
Оставив в размышлении моего спутника, я удалился в особый покой; вместо чая, я велел подать себе фиников и вина ку-мирос… винные ягоды с вином — прекрасно!
Поел, лег спать, вдруг…
Как в агнца орел, сон вцепился, взлетел, И бух меня в чьи-то объятья!.. Я глядь на себя… я весь вспыхнул, сгорел, На мне нет… пристойного платья! Мне стыдно!Но счастие часто помогает и не в таких затруднительных обстоятельствах.
Я проснулся.
— Послушай, господин мой, — сказал я Антикварию, — не съездить ли со мной в Элевсинский храм? там, я слышал, много тайн, а, я охотник до них.
— Тебе любопытно осмотреть храм девы, Кирни Елизийской [48] — Там никаких тайн нет, кроме града усопших, коих души покоятся в недрах блаженства; но если ты хочешь принять закон Эллинский, то святая Пифия, посредством священных звуков Арфийских, приподнимет пред тобою завесу с тайны будущей жизни. Однако же не советую никому заглядывать в пучину будущности… те, которые взглянут на рай и ад — не жильцы на этом свете.
О, если так, то благодарен.
Мне жизнь еще, не надоела! Что Пифия ни покажи, Я не отдам за тайны Г ела, Ни аду ледяного тела, Ни раю огненной души!48
Дидона — Диза, или дева, называлась также Елиза — т. е. Елизийская. Слово Елисей — знач. святой, блаженный остров, рай, Ей, или Неl, или Helsa, по Азски — счастливый, блаженный; Helsa-ey— блаженный остров. — Helso-sam — блаженный — рай, от Арай или Харай — Негг-еу. прим.
Таким образом, отложив поездку к Элевсинским затворницам до другого времени, я поехал в Коринф. За кедровой рощей открылась священная возвышенность, усеянная храмами: там в честь Юпитера-Сильного, там в честь, Юпитера-Рока, там в честь Юноны-Беллоны, или воинственной, там в честь Юноны-Венеры — т. е. достославной матери красоты и любви, там в честь Юноны-Сифии, Минервы…
Влево виднелись горы Арголиды. За ними, думал я, Аргос и Аргомены, славившиеся во время владычества, Азов своими матросами и строением кораблей с палубами.
Вот на право, Святое озеро [49] , на лево воды Салема!
Вот и стены Границы, или Коринфа. Народ стекается из окрестностей, смотреть на своего владыку Филиппа, который окружен уже Амфиктионами, Архонтами и всеми властями городов Греции.
Поверенные их прибыли с дружиной, с венами и дарами.
Воины каждого города стояли около своего знамени; толпы народа окружали их; по улицам суд и ряд, все толкуют о Филиппе. — Там и сям-раздается вроде польского непозволям.
49
Альциона.
И языки и мечи у греков остры; да у двенадцати Драконовых городов двенадцать голов, а у двенадцати голов двенадцать умов.
А что ум, то и разум, И не срубить этих голов разом!— сказал Оракул. Филипп слышал это, и начал рубить по одиночке, припевая:
Вот вам дракон, Вот вам закон, С гражданским правом! Писан мечем, Красным письмом, Большим уставом!С трудом продравшись сквозь толпу, я заехал в гостиницу под вывеской «Баранья нога», и спросил себе обедать.
— Как прикажете, господин, изготовить барана? целиком, или по частям? — спросил меня хозяин с засученными рукавами до плеч.
— Нет мой благодетель, я удовольствуюсь и ногой бараньей, вроде той, которая висит у тебя на шесте, над домом.
— Для меня все равно: и баран, и баранья нога в одной цене.
— Как?
— Да так; баран не человек: не отнимешь ноги, не перерезав горла; он не пойдет на деревяшке в стадо, ждать покупщика другой его части.
— О, — думал я, это притеснение! — Что ж мне делать с целым жареным бараном?
— Скушать на здоровье, господин, или угостить прохожих.
— Доброе дело! жарь целого барана!
— А вина какого прикажешь, господин?
— Какое есть, кроме Коринфского.
— В Коринфе, требовать иного вина кроме Коринфского?… вот странная вещь!
— Что ж тут странного? мне по Истории известно, что Коринфское вино есть самое худшее из всех вин Греции.
— Вот клевета! Ну, знаю я, что эти слухи распустили мошенники винные откупщики, чтоб города, сбираясь в Коринф на сейм, запасались их паленым вином. Ах, они суслики! Нет, господин, доброе вино и без похвалы пьется; а у нас самотёчное, сам отведаешь.