Предки Калимероса. Александр Филиппович Македонский
Шрифт:
Различные мнения разделили сыновей Ель-Мат, и они поселились в разных частях света.
Подобные вещи, извлечённые из книг Трисмегиста, рассказывал мне волхв; эти басни были довольно любопытны, и тем более нравились мне, что в них не было излишней аллегории.
В продолжении двух недель, Нектанет рассказал мне тьму вещей, в роде «l’antiquit'e embrouill'ee» Монфокона, и прочих ученых толкователей древности.
Как вдруг Олимпия получила страшное известие, что Филипп убит своим пажом Павзанием. Притворно или нет, только она вскрикнула
«Когда обед свадебный уже кончился, и с наступлением ночи повезли торжественно лики богов на сцену Феатра, где Неоптолем, громогласный певец Трагузии, или деяний божиих, готов был, между прочем, по наставлению Филиппа, предсказать победы над Персами, сам Филипп, облаченный в сребротканую одежду, шел за гостями своими, сопровождаемый только пажом Павзанием; дорога в Феатр из Двора Царского шла чрез сад…. Еще не успели все подняться на крыльцо, как вдруг раздался назади стон, — Филипп лежал уже на земле, окровавленный, с кинжалом в боку!
Его понесли в палаты, а за Павзанием, который исчез, и на которого падало подозрение, послали погоню. Вскоре его и поймали, но Пердикк, не дав ему произнести слова в оправдание, поразил мечем своим».
— О, нет, это не Павзаний, не Павзаний убил его! — вскричала Олимпия — Греки…. Аттал…. Клеопатра убили его! — своего щенка Корана хочет она назвать наследником Филиппа?… нет!.. у него есть наследник Александр!..
— Мщение! Кровь за кровь… коней!.. в Могиляны!..
— Гони! повторяла она на каждом шагу каруцарю— Гони! покуда враги не провозгласили царем щенка Корана! — и кони, мчавшие колесницу её, перегнали коней Фебовых.
На другой день она была уже в Могилянах.
— Еде Александр, Царь Македонии и Греции? — вскричала она к толпе народа, подъехав к крыльцу.
Но эти слова были уже опоздавшее провозглашение Александра наследником Филиппа.
Смерть отца, событие возмутившее Пир, готово было возмутить и царство; но Александр собрал войско на площади города, бросил щит свой на землю, встал на него, и произнес громким голосом:
— Филипп умер! но власть его не умерла, покуда в руке его сына железный скипетр с острым лезвием!
— Ура! да здравствует Царь Александр! — воскликнуло войско и народ, и подняв его на щите, понесли по городу, провозглашая наследником власти Филипповой.
— Я помяну Филиппа! — повторяет Олимпия, сзывая гостей на тризну.
Столы браные поставлены вокруг могилы. Олимпия усаживает гостей; Клеопатру и всю родню Аттала в первые места…. Им первым подносят на золотом блюде мясо, осыпанное пшеном сарацинским.
— Вкусно ли мясо, Клеопатра? — говорит Олимпия — и очи её разгораются, щеки пылают. — Вкусно ли мясо? ешь, Клеопатра, помяни Филиппа сладким куском!..
Клеопатра молчит — но и её очи горят и щеки пылают.
Разносят вино. Клеопатре на особом подносе — золотой бокал. Она берет его.
— Пей, Клеопатра, испей во здравие наследника
Клеопатра, трепеща, подносит бокал к устам и прикасается к нему устами, но не может пить: уста её, как окровавленные, дрожат, ей тошно.
— Тебе не нравится мое угощенье, Клеопатра! — говорит Олимпия страшным голосом. — Ты верно не любить родной крови? ты любишь только чужую кровь!..
Бокал выпал из рук Клеопатры, румяный пенистый напиток хлынул на стол, брызги окропили всех…
— Кровь! — вскричали все с ужасом.
— Ты, злодейка, ты пролила кровь своего сына, Клеопатра! Возьмите ее! возьмите и этих великих Киров!
Стража окружила Клеопатру и всю родню Аттала, и увлекла.
— Ты отмщён, Филипп! — вскричала Олимпия, поднимая бокал и выпивая его.
Ужас окаменил всех присутствующих. Только Александр взглянув с упреком на мать, вышел из-за стола, и удалился от могилы в ряды воинов; знамена полков преклонились пред ним.
Глава V
Да, Александр был не человеком: он был волей, все остальное было покорностью.
Представьте себе величественного юношу в Албанской одежде, в золотой броне, сверх снежной рубашки, по которой стелются ремни пояса, обложенные золотой чешуёй… накиньте на него Финикийскую багряницу, и увенчайте короной!.. Это будет только очерк пред его изображением.
Греция готова была уже склониться пред ним; и Демосфен, узнав о смерти Филиппа, обратился снова от обыкновенного моря к морю народному, в Фивы; пришел на площадь трибуны, по выражению Эсхина, «теми же самыми ногами, которыми бежал с сражения при Херронее», забросал всех звучными словами, преисполненными ситы, сигмы и омикрона, взбурлил умы, и, Греция хотела замахнуться на Александра; но он одним ударом отбил ей руки как истукану. Взглянув с горестию на осколки меча своего и на раздробленный щит близь развалин Фивских, Греция разошлась снова по рынкам, лицеям, академиям и вообще по садам своим, учиться мудрости, сбирать виноград и делать любимое вино Кумиров.
Разгромив Фивы, так что на золотых кумирах пот выступил градом и воды озера Дирки, обратились в кровь, упрекнув столетнего дурака Диогена, что он слишком широко живет, и что для помещения его достаточно бы было бочонка, — Александр объявил войну Персии. Это было торжеством для Нектанета и Греков; давно жаждали они мщения за насилие Худаманов и Охов; даже Демосфен, выпив вина Ку-мирос из золотой чаши, присланной ему Александром в подарок, запел песню на Македонский лад.
Все народы, подвластные Александру, стеклись к нему под предводительством Царей своих.