Предлесье
Шрифт:
Кто-то впереди выскочил из кустов и сразу же споткнулся, повалился лицом в грязь и ружьё туда же увалил. Человек, с простеньким самодельным противогазом на лице.
— Сдаюсь!!! — Завизжал он. — Сдаюсь!!! Не убивайте!!!
Алес ногой заставил ружьё отлететь от хозяина.
Четыре ствола нацелились на грудь и голову неизвестного.
— Кто!? Ты?! — Крикнул, разбрызгивая слюну Алес, чтобы страшнее выглядеть. — Снял маску!
Человек повиновался.
— Хе-хе. —
Молодое лицо, красное, вспотевшее, испуганное, да ещё и с дурацкими усиками из чёрного пушка, смотрело на напавших с таким страхом, что и описать-то сложно. Чёрные глаза метались от одного человека к другому, круглые, крупные.
— Кто? — Спросил Вадим.
— Стёпа Молоток… Молотов вернее. Внук одной нашей…
— Стоять! Оружие на землю! Руки поднять! — Донёсся сзади голос, явно не терпящий неповиновения.
Четвёрка сделала всё как приказывали.
Борис Климентьевич обернулся, а за тем и остальные.
Среди полянки, заросшей не аппетитными грибами, стояла бабка. С широким тазом, морщинистым, истинно деревенским лицом, погрубевшим от нелёгкой жизни. Тело бабки скрывалось под кустарным защитным костюмом, сделанном из спортивного костюма времён олимпиады восьмидесятого года, сварочных перчаток и резиновых сапог. Но кому всё это было нужно, кто на всё это смотрел, когда на них дулом глядело ружьё? Ответ очевиден и не нуждается в написании.
— Нюрушка.… Это же я… Боря. — Пытаясь улыбаться, сказал старик.
— Да узнала я тебя старого чёрта. Но это не значит, что тебе можно расслабляться. Подними руки повыше и не двигайся. А ты вставай, давай непутёвый, ох, как же тебя только в ГАИ взяли.
Внучок поднялся на ноги и сам догадался собрать оружие недоброжелателей.
— Нюра, недоразумение это. — Стал оправдываться Борис Климентьевич. — Не хотели мы ему навредить.
— Ага, не хотел. — Бабка подошла ближе. — Как в тот раз, когда он ещё маленький был, ты его по всей деревне с прутом гонял?
— Ну, баб Нюр, не надо ща про это. — Попросил внук, смущаясь. Никто не заставит молодого парня смущаться больше чем родня, ну разве что голая девушка.
— Нюра, итить твою налево! Опусти сраное ружьё! Я сосед твой, или кто?! Столько лет рядом прожили! Опусти, кому говорю! — Рассвирепел старик. — Жили всю жизнь душа в душу, почти как суженные, а ты на меня теперь ружьё… Дура!
Бабка ухмыльнулась и повесила оружие за спину.
— Отдай им их оружие Стёпа.
— Но баб Нюр…
— Делай что сказано.
Внук с недовольством отдал автоматы чужакам.
Старушка
— Ты где чёрт плешивый пропадал? Я уж думала и тебя того… схорчили.
— К Семёну ездил, однокашнику моему. Меня там зеки схватили и в колонию увезли. Вот там я и был всё это время, пока эти люди не помогли сбежать.
Бабка опустила деда.
— А от деревни нашей за эту пору, вот только это и осталось. — Старуха посмотрела на округу. — И я ещё.
— Неужели все погибли? — Испугался Борис Климентьевич. Словно только сейчас понял, что такое могло случиться.
— Ага. Зверьё лесное, да скотина домашняя взбесилась и всех пережрала. Я чудом уцелела. Мужнино ружьё взяла и выжила.
— А потом я её нашёл. — Толи похвастался, толи просто озвучил факт Стёпа, стряхивая грязь с чёрно-зелёной куртки ДПС.
— Зайдёте к нам, или к транспорту своему сразу вернётесь? — Спросила бабка.
— Лучше вы к нам. — Сказал ей на это Вадим. — Вам здесь лучше не оставаться.
— А куда ещё ехать? Некуда ведь? — Бабка опечалилась. — По радио говорили, что эта дрянь уже до Перми добралась.
— Как это нет смысла баб Нюр? — Запротестовал внучок. — А вдруг опять твари вернуться? Мы ведь их слышали по ночам. Вдвоём нас быстро прихлопнут.
— Помолчи Стёпа. — Попросила бабка. — Тебя я оставаться не заставляю. Это я уже жизнь прожила, а тебе ещё жить да жить. Так что ты и езжай с ними.
— Не я без…
По округе разнёсся рёв, экранирующий от стволов деревьев.
— Вернулись! — Испугался Стёпа.
— К нам! Скорее! До своего транспорта вы не добежите!
Группа с автобуса, пошла за бабкой и внуком, протиснулась на тропе между корнями, пересекли остатки огорода, где среди картошки, стояли кресты.
Дом бабки, был укреплён, насколько это было возможно. Вокруг него поблёскивали от влаги, заострённые жерди, смотрящие острыми концами во все стороны. Часть окон дома заколотили, вторую часть зарешетили.
Стёпа первый добежал до двери и отпер её.
— На чердак! — Крикнул парень и влетел в веранду.
Бабка заперла за гостями дверь. Те в свою очередь, побросали забранные из дома старика вещи, забежали на кухню, а там уже забрались на чердак.
Стёпа с бабулей подняли лестницу наверх, заперли дверцу люка и поставили на неё тяжёлый сундук.
— А теперь тихо все. Может и уйдут. — Приказала бабка и подошла к круглому оконцу.
Алес к ней подошёл.
— Выясний… Объяс-ните мне, что там ходит. — Сказал поляк, тоже прильнув к окну.