Преднамеренная
Шрифт:
– Не надо, Светлана, – сказал он. – Потерпите.
Вместе со слабостью ушла уверенность в своей бессознательности: стало сложнее верить, что мне кажется теперь, когда всё стало таким отчётливым. Я представила, как выгляжу со стороны: лицо счёсано, на голове, небось, чёрт знает что, куртка, костюм грязный, засыпан крошками, тапки безобразные. А что если, подумала я с ужасом, меня одурманили? Ну конечно, отвратительные сигареты! Тогда всё понятно, конечно, той квартиры, быть не могло, но всё остальное реально, я просто под действием наркотиков. И эти уроды
Я встрепенулась и закрутила головой, высматривая других людей. Когда мы заходили в вагон, он был пуст, но сейчас почти не осталось свободных сидений: кто-то дремал, кто-то тупил в телефон, кто-то переговаривался. Помогите, попыталась сказать я, но губы словно склеили. Я хотела хотя бы замычать, но не смогла издать ни звука.
– Ну блин, – сказала Ангус, – ну начинается.
– Контроль скоро, – сказал Эрик, поглядывая в окно.
– Сейчас я, погоди – сказала Ангус. – Сто лет не делала.
– Да уж больше, – сказал Эрик, и она двинула его локтем: кажется, это был старый спор.
Трамвай дернулся и начал тормозить – пронзительно завыло что-то под ногами, замигал свет. Меня качнуло, Вольдемару пришлось удержать меня, чтобы я не вылетела из кресла. Я покрутила головой, но никто и внимания не обратил на тряску, словно всё было в порядке вещей. Одного, уткнувшегося в телефон, швырнуло об стену – он, как ни в чём не бывало, выпрямился и вытер кровь, текущую из носа. От экрана он не оторвался.
– Документики на проезд предъявляем, – сказали над моей головой.
– Какие документы, – сказал подозрительно знакомый женский голос. Я словно услышала свою мать. Я посмотрела на Ангус: она сидела, сложив руки на груди и опустив лицо, вроде спала. Эрик безразлично смотрел в проход, выглядел он как человек, случайно здесь оказавшийся.
– На проезд документы, – Я поняла, что спрашивают со стороны стекла –снаружи.
– Слышьте, давайте резче как-то, – сказал Эрик злобно. – Сколько можно стоять.
– Тут люди, вообще-то, с работы, – поддержал Вольдемар, и кто-то ещё из-за его спины предложил заканчивать и пригрозил жалобой на необоснованную коррупцию – мне показалось, что я услышала именно это.
– Документы, – настаивал голос из-за стекла.
– Какие документы? – спросила женщина, которую я никак не могла увидеть. – Я кто?
– Ты кто, – сказал голос.
– Конь в пальто, – сказала женщина, – с работы я еду, чего непонятного. Что бы я тут, по-твоему, делала, если бы не с работы была? Как бы я сюда попала? Забыла я пропуск, забыла, что теперь?
Голос не ответил, и молчание показалось мне задумчивым. Потом я поняла, что по ту сторону стекла не совсем тишина – что-то словно бы шумно принюхивалось.
– Так, – сказала женщина, – хорошо, я поняла. Ладно, я сейчас выйду, хорошо. Раз нормальному человеку нельзя со смены домой приехать без этого всего, я выйду, хорошо. А когда я завтра на работу не попаду – вот лично ты и будешь объяснять, где я, и почему норма не выполнена. Давай, сейчас выйду, открывай.
За
– Лихо, – сказал Вольдемар, достал из кармана шинели бутылку с водой и протянул Ангус.
– Как ездить на велосипеде, – сказала она и подмигнула мне.
8.
За окном так и не посветлело.
Свет в трамвае стал приглушенным, стук и шуршание сделались мирными, убаюкивающими. Вольдемар заклевал носом и завалился мне на плечо. Я дёрнулась, он встрепенулся, повёл головой, сказал что-то на языке, которого я не знала, и снова начал опускать голову. Ангус спала, прижавшись лбом к стеклу, окно перед ней запотело от дыхания, повлажневшие волосы липли к щеке. Спящая, она выглядела совсем юной. Я задумалась о том, что она делает в этой компании, если все они, конечно, мне не кажутся. Эрик тоже спал, откинувшись на сидение и вытянув перед собой ноги; из-за этих ног Вольдемару приходилось свои поджимать. Эрика сон ни капли не украсил. Я подумала, что это мой шанс: что я ещё подожду, и тогда тихонько выберусь, и попрошу водителя, и всё ему объясню – я постаралась не дёргаться, чтобы не вызывать подозрений, и сама не заметила, как задремала.
Не знаю, сколько я проспала. Когда я проснулась, надо мной тихо переговаривались.
– И главное, из-за чего, – жаловался один голос, и другой уговаривал его:
– Это тебе из-за чего, а тут другой человек, – я не смогла дальше притворяться, что сплю, и что я у себя дома, и что это он с каким-то другом обсуждает очередную нашу ссору: голоса у моих похитителей ни капли не похожи были ни на его голос, ни на любого из его друзей.
– Ладно, – сказал Эрик и махнул рукой. – Короче, до завтра, дальше сам.
Трамвай со знакомым уже подвыванием начал тормозить, Эрик поднялся, кивнул мне, и начал проталкиваться на выход. Ангус уже не было, на её месте дремал какой-то мужик в амуниции рыболова. Между ног у него стояло алюминиевое ведро с песком.
– Почти на месте, – сказал мне Вольдемар. – Не волнуйтесь, Светлана, уже почти всё. Я знаю, что вы нервничаете, – трамвай тронулся, мужик с ведром качнулся на меня, и, не просыпаясь, буркнул извинения, – всё понимаю, – закончил Вольдемар. – Но я вам позже всё объясню. О месте я договорился, всё устроится, такая просто, знаете, нелепая ситуация вышла.
Я на пробу попыталась позвать на помощь – ничего не вышло. Вольдемар пожал плечами:
– Извините. Голос тоже потом, если вам его сейчас вернуть – вы дел наворотите. Вы, главное, запомните, Света, это очень серьёзно: никого ни о чём не просите. Никаких услуг. Останетесь кому-нибудь должны – век не расплатитесь.
Я ударила мужика с ведром носком тапка в голень. Он распахнул жёлтые, гепатитные глаза. Я отчаянной пантомимой попыталась показать ему, что мне нужна помощь. Мужик посмотрел на меня, перевёл взгляд на Вольдемара, буркнул про совсем охуели и закрыл глаза.