Предназначение Адхары
Шрифт:
А затем исчезло желание сражаться с самим собой, пропал интерес к вещам, в которые он прежде свято верил. Увиденные им в этих местах человеческие страдания, казалось, заживо поглотили его.
В Дамиларе меч юноши больше не служил для защиты, поскольку уже некого было защищать. Его оружие требовалось для того, чтобы расчленять, ранить и истреблять тех, кто пытался бежать из зоны заражения, силой усмирять потасовки среди беженцев, расположившихся вокруг лагеря, а также следить за соблюдением карантина в окрестных селениях. Но для чего все это? Повсюду была одна только смерть. Вокруг Амхала свирепствовала эпидемия.
А тем временем ярость Амхала росла день ото дня. До появления в Дамиларе юноша не часто сталкивался с убийствами. За всю свою жизнь он убил всего несколько раз, и каждый раз после этого его неотступно преследовало чувство вины. Теперь же и дня не проходило без того, чтобы его меч не отправил бы на тот свет несколько душ. И никто не видел в том ничего предосудительного. Сердце Амхала, преисполненное дикой ярости, побуждало юношу забирать все новые жизни и беспрестанно вонзать меч в живую плоть.
Здесь, в Дамиларе, только ярость и Сан были для юноши на первом месте. Теперь Амхалу стало понятно, что эти два понятия неразрывно связаны между собой. Сан в своем сердце лелеял то же безудержное неистовство. Быть может, поэтому он и приходил к юноше в снах.
— Но как, как ты можешь жить с такой яростью в душе? — спросил его однажды Амхал.
— Я принимаю ее такой, какая она есть, — просто ответил его новый наставник. — Я сделал из нее свою союзницу.
— Но разве ты не чувствуешь… ужас от того, что поселилось в твоей груди?
Сан покачал головой:
— Разве ты не видишь, ярость окружает нас повсюду. Амхал, этот мир самый что ни на есть настоящий, в отличие от той сверкающей золотом клетки, в которой ты жил прежде. Здесь мои корни, и ты также принадлежишь к нему. В этом мире ярость решает, кому жить, а кому умереть. И мы спасены благодаря тому, что она у нас есть, что мы чувствуем ее. Именно она прокладывает дорогу смерти. Вот поэтому мы и не подвержены воздействию магических сил.
Так, постепенно Амхал перестал сопротивляться и, убивая, давал своей ярости выход, а остаток дня довольствовался пребыванием в непрерывном состоянии отрешенности. И лучше ни о чем не думать. Такое состояние нельзя было назвать жизнью, но оно делало вполне приемлемым окружавшее его омерзительное зрелище. И даже появление Адхары не изменило порядка вещей.
Юноша, безусловно, испытывал к девушке еще какие-то чувства, которые оказались теперь погребенными под пластами страданий, под несметным количеством покровов, которыми он отделил себя от реальной жизни. Амхал все еще не хотел лишать себя этого чувства, Адхара была для него единственным оплотом чистоты; и он все еще надеялся сохранить в своей душе этот светлый образ, как воспоминание об ином, счастливом времени своей жизни, когда питал иллюзию о том, что сможет измениться.
Тот Амхал, что спас девушку, пытаясь вернуть ей ее прошлое, постепенно исчезал. И это было справедливо, потому что он был уже не тот. Настоящий Амхал убивал беженцев в
Однако юноша вовсе не хотел увлекать за собой в это падение и Адхару. Девушка заслуживала лучшего. А когда она поймет, кто он на самом деле, и смирится с его злодейской сущностью, то будет вольна забыть его и начать новую жизнь.
По этой причине Амхал избегал ее, несмотря на то что все еще продолжал хотеть Адхару. И даже в этом его желании прикоснуться к коже девушки и ее губам было что-то порочное и скверное.
Я ведь умею любить только яростно, неистово. А мне вовсе не хочется растоптать и уничтожить ее.
К счастью, у Амхала не было слишком много времени на раздумья. Каждое утро на рассвете он вместе с Саном отправлялся патрулировать зараженные селения. Речь шла о том, чтобы подтверждать соблюдение карантинных мер, сменять тех, кто нес свое дежурство ночью, а иногда идти дальше и контролировать население близлежащих селений, еще не охваченных эпидемией.
Во время несения службы Сан продолжал давать ему новые уроки, в которых по большей части обучал юношу Запретной магии, а также давал свои советы о том, каким должен быть настоящий воин. Амхал понимал, что такая наука сделает из него не Всадника Дракона, а нечто совсем иное.
Однажды утром они добрались до селения, еще не оказавшегося в зоне заражения. Человек тридцать его обитателей жили, отгородившись от остального мира. Все необходимое, и еду и питье, им доставляли военные. Они, полностью изолировав себя от доступа к ним посторонних, изъявляли желание, чтобы всегда одни и те же солдаты обеспечивали их продовольствием.
Сан и Амхал однажды уже успели побывать в этом селении. Его жители отнеслись к ним с подозрением, хотя и приняли привезенное ими пополнение запасов. Юноша с иронией подумал, что, несмотря на то, что они спасали этим людям жизнь, те воспринимали их как чужаков.
В это утро неожиданно из-за стены раздались отчаянные вопли. Сан и его воспитанник быстро обнажили мечи и ринулись внутрь. Представшая их взорам картина был похожа на кошмар. Вдалеке стоял охваченный пламенем дом, а перед ним — извивавшийся в огне человек. На небольшой площади, бывшей местом обмена и получения продовольствия, группа людей, вооруженных садовыми ножами и палками, яростно избивала какого-то человека. Его тело беспорядочно металось, но с каждым разом его движения становились все слабее и слабее. Прозрачные водянистые конечности едва просматривались под слабыми лучами светившего в этот день солнца. Нимфа. Ее прозрачная кровь вытекала на землю, и кто-то погружал в нее свои руки и словно помешанный пил ее.
— Проклятая, поделись с нами своей защитой! — выкрикнул кто-то.
Какая-то женщина толкала своего сына к этой луже крови.
— Выпей ее, и ты не заразишься.
Амхал застыл от ужаса. Он вспомнил, как несколько дней тому назад впервые увидел застенчивые лица этих людей, выглядевших вполне безобидно. Безусловно, они были напуганы, но при этом, несмотря на болезнь и окружавшие их зверства, мужественно продолжали жить дальше.
Теперь же это было стадо сумасшедших, возбуждаемых видом крови и потерявших от страха разум. Сан бросился на толпу, отгоняя ее от истекавшего кровью трупа нимфы.