Предназначено судьбой

Фолкнер Колин

— Какой еще ребенок? — Он встал и положил ей руки на плечи. — У тебя такая же тонкая талия, как в день свадьбы. Надо будет показать тебя лекарю. Боюсь, это не беременность, а просто глисты.

Она расхохоталась и откусила хрустящую корочку.

— Вот сейчас ты жалуешься, что я тощая, а через пару месяцев начнешь хныкать, что я слишком толстая. — Она отложила книгу и вздохнула. — На тебя не угодишь.

— Как сказать. Тобой я, в общем, доволен.

Он пощекотал ей губами ухо.

Джиллиан

блаженно потянулась:

— Снова за свое? А я как раз хотела предложить тебе перекинуться в карты.

— Вообще-то я ничего такого в виду не имел, но раз уж ты сама намекаешь…

Он запустил руку в вырез ее платья. Живот у Джиллиан пока не округлился, но груди налились и набухли. Теперь они идеально помещались в его сложенные ковшом ладони.

Джиллиан запрокинула голову назад, подставляя ему шею, и Дункан принялся целовать ее туда, где пульсировала жилка. Поразительно, но эта женщина и в море пахла свежими весенними цветами. Просто загадка! Когда Дункан закрыл глаза, ему представились цветущие луга Мэриленда.

Джиллиан поцеловала его в щеку. Дункан давно перестал бриться, и у него отросла рыжая борода, закрывшая татуировку на щеке. Джиллиан относилась к бороде одобрительно, говорила, что та самым восхитительным образом щекочет ее в разных важных местах.

Именно об этих местах Дункан сейчас и думал.

Их уста слились в жарком поцелуе, и Дункан действительно ощутил языком привкус меда.

— Дай-ка я отведу тебя туда, где нам будет удобнее, — прошептал Дункан, взял жену за руку и потащил ее к койке.

Усадил ее, снял через голову теплую куртку. В каюте было холодно, так что приходилось сидеть в верхней одежде.

Джиллиан, улыбаясь, смотрела на мужа, полная радостного предвкушения.

Дункан покачал головой. Она говорит, что любит его. Возможно, это и правда. Но все дело в том, что она его по-настоящему не знает, иначе преисполнилась бы к нему презрения и отвращения.

Но держать сердце на запоре с каждым днем становилось все труднее. Джиллиан без конца пробивала все новые и новые бреши в его обороне. Эти ее невинные вопросы, ее смех… Дункан чувствовал, что она пытается пробраться к нему в душу, пытается влюбить его в себя. Надо сказать, что чертовка изрядно преуспела в этом опасном деле.

— Дункан, — прошептала она, потерлась щекой о его рот.

Ее руки проскользнули ему под рубашку и коснулись горячей кожи.

Дункан слегка укусил ее за мочку уха, думая, что за минувшие месяцы жена многому научилась. Жаль только, из-за холода на ней слишком много всего надето. Столько всяких юбок, кофточек, шалей — такое ощущение, что ее и за час не разденешь. С другой стороны, разве можно придумать занятие приятней?

Он потащил с нее платье через голову, а

Джиллиан тем временем расстегивала ему рубаху на груди. Затем последовала очередь шерстяных юбок.

Но вот он и добрался до кожи.

Дункан нетерпеливо скинул сапоги и уложил жену на койку. Теперь на ней остались только рубаха, толстые вязаные чулки да сапоги.

— Быстрей же, что ты медлишь, — торопила его она, а он, пыхтя, стягивал с нее сапог для верховой езды. На плечах Джиллиан появились мурашки.

— Что ты меня подгоняешь, — пробурчал он. — Хочешь побыстрей заняться любовью или просто замерзла?

С сапогами было покончено, и он принялся за подвязки.

— И то, и другое, — хрипло ответила Джиллиан.

Дункан стянул с нее чулки и разочарованно ахнул:

— Слушай, сколько пар чулок ты носишь? Так мне не успеть тебя раздеть до самой Ямайки.

— Так холодно ведь. Мы могли поступить как вчера: я осталась бы в платье, а ты просто спустил бы штаны.

Она рассмеялась, и Дункан подумал, что так смеяться может только женщина счастливая и беззаботная.

— Ничего, у меня ты не замерзнешь, — пообещал он.

— Посмотрим. — Она сама сняла чулки и швырнула их на пол. — Вставай, я тебе помогу.

Он поднялся, и она развязала тесемки на его панталонах.

Дункан наклонился и поцеловал ее в теплый, душистый пробор. Ему нравилось то, как Джиллиан расчесывала волосы — они спадали на плечи пышным красным водопадом. Ночью, когда она спала, он перебирал ее локоны пальцами, наслаждаясь мягкостью и шелковистостью. Индейцы верят, что рыжие волосы — признак одержимости и относятся к рыжеволосым с суеверным почтением. Возможно, индейцы недалеки от истины, подумал Дункан.

Джиллиан потянула вниз его штаны и слегка прикоснулась щекой к его напрягшемуся естеству. Дункан стиснул зубы, боясь, что все кончится быстрее, чем ему хотелось бы. С этой женщиной он вновь становился четырнадцатилетним мальчишкой, сгорающим от нетерпения. Когда же он насытится ее ласками?

Дункан поежился от холода.

— Бр-р, ну и холодина. Подвинься-ка.

Она прижалась к его бедру.

— Мне и без тебя тут неплохо, — сообщила она, обхватив его восставшую плоть рукой.

Дункан простонал и чуть оттолкнул ее.

— Двигайся, а то я окоченею.

Больше всего ему нравилось в Джиллиан то, с какой щедростью она дарила ему наслаждение. Ему никогда еще не попадались подобные женщины. Ведь женщинам всегда от тебя что-то нужно — или деньги, или какая-то иная награда. А просто так, из-за одной только любви… Снова это слово! Нет, постоянное общение с женой явно идет ему не на пользу!

Они залезли под одеяло, и Джиллиан кое-как стянула с себя рубашку.