Предновогодье. Внутренние связи
Шрифт:
— Я имел дело с похожими уникальностями, поэтому не удивлен, — ответил профессор, выслушав доклад Мелёшина. — Не сомневаюсь, что в вашей семье хранится немало любопытных вещиц, поскольку ваша фамилия часто упоминается в каталогах известных реликвий.
Мэл почему-то не возгордился, услышав завуалированный комплимент, а нахмурился. Эльзушка с новым интересом посмотрела на соседа.
По ходу занятия Альрик вовлекал в обсуждение и тех, кто предпочитал отмалчиваться, задавая вопросы, однако я отвечала невпопад, а иногда вообще рассеянно
— А вы, Папена, — вдруг обратился ко мне профессор, — можете привести примеры улучшенных вещей, когда-либо попадавших в ваши руки, и объяснить общие принципы их работы?
Взгляды присутствующих настроились в мою сторону, и я засмущалась. О чем рассказать? О сумке, сопровождающей меня во всех жизненных перипетиях и давно утратившей способность вмещать в себя большие объемы, равно как легкость и компактность? Или о купленных на распродаже тапочках и пижамных штанах — уютных и комфортных и в сложенном состоянии умещавшихся в сумке в виде тонюсенького рулончика. Я любила их и гордилась ценным приобретением.
О чем я могла рассказать висоратам, взирающим на меня с любопытством? Не о фляжке же!
— У меня улучшенная куртка, — начала неуверенно.
Эльза прыснула в кулачок и прокомментировала громким шепотом:
— Неужели линялый бобрик был когда-то улучшенным?
— Штице, вам слова не давали, — осадил студентку Альрик. — Продолжайте.
— Куртка с терморегуляцией, — выдавливала я из себя по фразе, словно отсталая двоечница.
— И? — тянул меня препод.
— В нити подклада вплетена сетка символов.
— И?
— Она обеспечивает комфортную температуру.
Не буду же уточнять, что куртка давно износилась, и заявленная в ней идеальная терморегуляция организма сгорела синим пламенем.
Альрик выслушал вымученные умозаключения с серьезным видом. Мэл непонятно чему улыбался, катая перо по тетрадке.
— Смотри не употей в комфорте, — опять высказалась Эльза. — А то пованивает на весь кабинет.
Мелёшин сказал что-то девице, отчего она вспыхнула и в замешательстве сникла. Мне-то какое дело до их разборок? Однако Мэл обещал, что египетская плясунья не будет зубоскалить, а она опять принялась за своё.
Ближе к окончанию занятия профессор вынес резолюцию:
— Ознакомившись с уровнем подготовленных докладов, я пришел к выводу, что некоторым из вас полезно побывать на дополнительных занятиях, чтобы подготовиться к предстоящему экзамену. Таковых учащихся в вашей подгруппе наблюдается…
И преподаватель зачитал три фамилии, в том числе и мою.
— Участие в дополнительных занятиях — дело добровольное. Можно отказаться, но сдадите ли вы с уверенностью предстоящий экзамен?
Двое парней, чьи фамилии озвучили, ответили согласием, и я, вздохнув, тоже кивнула. В конце концов, Альрик мог попросту не принимать участие в судьбе отстающих и завалить нас на экзамене со спокойной совестью. Ну, а то, что я и преподаватель находились в небольшой
А иногда и вредной, — подумала, когда мужчина положил передо мной листок с перечнем вопросов, ответы на которые предстояло отыскать к первому дополнительному занятию, а именно к завтрашнему дню, поскольку Альрик предупредил:
— Занятия будут проходить по вторникам и четвергам с двадцати ноль-ноль, по субботам — после большого перерыва.
Я взгрустнула. Плакал наш поход с Петей в его замечательную кузню, а стало быть, изменялся и распорядок сегодняшнего вечера. Следовало внепланово идти в библиотеку, чтобы до её закрытия выполнить указания великолепного Альрика, а маету с экспроприированными учебниками сдвинуть на бессонную ночь. Ох, и подсобил профессор с выводом о моей тупости!
Пока я наскоро переписывала в тетрадь вопросы, Мэл, откинувшись на стуле, поинтересовался у преподавателя:
— А не наблюдается ли в нашем институте тенденция к избранности?
Я замерла, перестав писать.
— Если вы считаете избранностью элементарное незнание основных аксиом символистики, могу посочувствовать вашему логическому мышлению, — ответил холодно Альрик.
Я снова закарябала строчки.
— Значит, любой желающий может прийти на дополнительные занятия? — продолжал допытываться Мэл.
— Вам, Мелёшин, рекомендую усилить свои слабые стороны по другим предметам. Поскольку вы свободно ориентируетесь в символистике в объеме знаний третьего курса, не вижу необходимости отнимать ваше свободное время.
Мэл некоторое время буравил взглядом преподавателя, а потом посмотрел в мою сторону. У меня даже почерк закривился: буквы так и попадали на линеечку. Ясно, что Мелёшин разозлился, но почему?
После звонка, в опустевшем кабинете, Мэл, собирая сумку, поинтересовался:
— Когда будешь возвращать книги?
Отрывистость слов и резкость тона не оставляли сомнений в том, что он сердился.
— Мне вчера не хватило времени. Сегодня еще подержу. А ты уже сделал?
— Уже сделал, — сказал Мелёшин, сцепив зубы. — Значит, теперь будешь ублажать препода?
— В каком смысле? — оторопела я.
— Сегодня помчишься в библиотеку, а завтра на задних лапках принесешь ответы.
— Тебе-то какое дело? Тебя похвалили, а мне предстоит три раза в неделю ходить на допы, дотягивать уровень знаний до средней планки.
— Похоже, ко всему прочему ты еще и хорошая актриска, — скривился Мэл. — Изобразила тупоумие, чтобы получить местечко бод боком у символистика и щеголять перед ним коленками.
Сдались ему мои коленки. И вообще, чего пристал? Хочет, чтобы я встала в гордую позу и плюнула на предложение преподавателя? У меня не тот фасон, чтобы жить по собственным правилам.
— Ты, что ли, будешь учить меня вместо Альрика? — спросила, впрочем, заранее зная ответ.
— Причем здесь я? — удивился Мэл.