Предположительно
Шрифт:
— Итак, сегодня я хочу сфокусироваться на позитивных моментах из вашего прошлого. Это может быть все, что угодно. Давайте начнем, например, с вашего любимого детского воспоминания?
Блестящий вопрос, заданный мисс Вероникой куче социальных изгоев, группе осужденных, продуктам неблагополучных семей. Она хочет, чтобы мы вернули к жизни наше кошмарное детство, чтобы подарить ей один единственный момент нашей жизни, который не был так отвратителен. Теперь я точно уверена, что ее взяли на эту работу с улицы.
— Да бросьте! Хотя бы одно должно быть, — настаивает она.
Тара поднимает свою жирную руку.
— Окей! Значит, у
Мисс Вероника кивает, пытаясь улыбнуться. Не этого она ожидала.
— Ла... дно! Хорошая история! Эм... итак, все остальные, как на счет того, чтобы записать свои истории в журналы чувств. Ладушки?
Открываю свой журнал и пишу одно слово: «Айхоп». Когда я была ребенком, мы с мамой везде ходили вместе, но чаще всего мы бывали в церкви. Воскресная школа, воскресная служба, субботняя служба, изучение Библии по средам, жареная рыба по пятницам, каждый концерт церковного хора. Все это мы посещали вместе, одевшись в одинаковые наряды. Нас прозвали «Близняшки Эддисон». Иногда, после субботней службы, мы заходили позавтракать в «Айхоп». Она разрешала мне добавить дополнительную порцию взбитых сливок на мои клубничные оладушки. Мое особое угощение. Потом мы садились на автобус до дома, играя в «Я вижу». Только мы вдвоем. Я думала, что со мной она становится счастливее. Но, полагаю, ребенок не может заполнить зияющую пустоту в твоем сердце. По ночам я слышала ее рыдания.
Это случалась даже, когда она не находилась под влиянием «дней».
Потом, однажды, она надела свои красные каблуки, уложила волосы, накрасилась и посадила меня перед телевизором.
— Я скоро вернусь, малышка, — сказала она и ушла.
Спустя четыре часа, она впустила в наш дом Рея, и после этого он никогда не покидал его. Она говорила, что он был солнечным лучиком, которого она ждала всю свою жизнь. Когда выяснилось, что Рей не верит в Бога, мы перестали ходить церковь. Мама всегда была лишь последователем, не лидером. Никаких больше походов в «Айхоп», никакой дополнительной порции сливок, никакой больше игры в «Я вижу», никаких близняшек Эддисон. Она откинула эту фамилию и начала представляться как просто «Купер». Будто бы не хотела больше иметь ничего общего со мной. Плюс ко всему, Рей обирал ее до нитки. У нас оставались деньги только на новый набор посуды, потому что мама предпочла бы умереть, чем опозориться перед всеми этими людьми в доме Божьем.
Я обязательно свожу свою малютку в «Айхоп». Если мне позволят.
Интервью с анонимным заключенным в исправительном учреждении «Бедфорд-Хиллс»
Этот ребенок был чертовым гением. И не в хорошем смысле этого слова. Она слишком умна. Охранники... Боже, они ненавидели эту девчонку.
Мисс Штейн направила меня в больницу с запиской. Я уверена, что она должна была пойти со мной. Или, может, мисс Кармен, но мне не хотелось спрашивать об этом. Клиника находилась в районе Бед-Стай, за пределами Фултон-Стрит и Кингстон-авеню. В это место ходят все дети из групповых домов и все те, кто не может позволить себе страховку.
В регистратуре яблоку негде упасть. Даже подоконники заняты. Так что, я становлюсь возле двери, напротив шершавой зеленой стены, то и дело открывая дверь приходящим и уходящим людям на колясках и с костылями.
Здесь полно детей, которые неустанно плачут и, кашляя, наполняют здешний спертый воздух микробами. В углу, над кондиционером, телевизор вещает какое-то ток-шоу. У противоположенной стены сидит девушка примерно моего возраста с раздутым животом и спутанными волосами. Рядом с ней — женщина, которая могла бы сойти за ее более возрастного близнеца. Я не знаю, почему она выглядит такой раздраженной: из-за долгого ожидания или из-за того факта, что ее дочь совершила ту же ошибку, что, и она много лет назад.
Мама не любила водить меня к врачам. Однажды, у меня было жуткое отравление из-за протухшего тунца. Я умирала с голоду, а это было единственной едой в доме. Меня рвало без остановки, но мама все же отказывалась вести меня в больницу.
— Эти врачи — кучка мошенников. Вечно находят какие-то болезни, чтобы выкачивать из людей их честно заработанные деньги.
Но у мамы не было денег, которые можно было бы выкачивать. Все их забирал Рей. Кофейная банка над плитой всегда пустовала.
— Наверно, ему они нужнее, чем нам, малышка, — говорила она. Спазмы в моем животе опровергли бы это заявление.
Это было до того, как другие девушки Рея начали ломиться в наши двери. До того, как он перевез нас в Дитмас Парк, в большой дом, полученный в субаренду от друга. До того, как мы познакомились с мамой Алиссы. До того, как появилась Алисса. Без Рея наша жизнь сложилась бы по-другому. Но думать об этом сейчас — пустая трата времени.
— Какого хрена так долго, — стонет мама девочки. — Поверить не могу, что это гр*банное дерьмо твориться с нами. Я же говорила? Говорила, что этот ниггер — кобель? Нет же, ты все равно пошла и потр*хась с ним... уууууух. И где он теперь? Его здесь нет. Я говорила, что так и будет!
Девушка ничего не отвечает, просто смотрит на пол перед собой. К горлу подходит ком.
— Это так тупо, — бормочет мать.
Мы с девушкой встречаемся взглядами, и по моей коже проходит леденящая волна мурашек. Почему я чувствую, будто мы обе ведем какую-то немую беседу?
Минуты превращаются в час. Мои колени ноют, устав от излишнего напряжения. Мать той девушки теперь сидит за столом, выплескивая свою агрессию на медсестру, которой, кажется, наплевать. Девочка утирает слезы. Я ее не виню: я бы тоже не хотела, чтобы моя мама была здесь. Чтобы они обе оказались в одной комнате...