Предрассветная драма или тихий скрип под мостом
Шрифт:
– Он что, робот?
– Сам ты робот! Он - идеал человеческий. Замени ему кубышку - и вот он уже зла на тебя не держит.
– Забывает, что ли?
– Что ли!
– передразнила леди.
– Лишняя память - это пыль. Ему только мозги сполоснуть мыльной водой и - готов к труду и обороне! Были бы все такими - и спокойствие тебе, и порядок...
– А Сережа?
Тут глаза ее блеснули, мечтательно взметнулись к звездам, волосы рассыпались
– Сережа, это - Сережа. Романтик. Конокрад. Представляешь, год не виделись, является - ключи на стол. Петровича до утра не будет - запер в трюме. Эх! Если бы не его чертово море. Ждать месяцами - разве поймете...
Она вздохнула, смахнула слезинку и, протянув наладчику голову (держи, мол), извлекла из сумки дубликат - точную копию "кубышки", но уже наделенную приветливой улыбкой и добрыми глазами.
– Неужели не вспомнит?
– пробормотал Тусовкин, холодея от тяжести в руках.
– Не вспомнит!
– весело крикнула леди, устремляясь под мост.
– Не бойся, разыскивать не будут!
Стараясь не смотреть в руки, Тусовкин подошел к перилам и заглянул вниз. Николай Петрович стоял перед супругой "во фрунт", а она с тихим скрипом накручивала обнову, что-то сварливо приговаривая.
– А где он берет комплектующие?
– крикнул Тусовкин сорвавшимся голосом. Леди испуганно взглянула вверх.
– Ты еще здесь? Голову, голову - в сумку, да побыстрее! Сергею о звонке напомнишь, он знает. Чего стоишь? Сгинь!
Тусовкин нервно метнулся к футбольной сумке. Содрогаясь от ужаса и отвращения, принялся запихивать элемент Николая Петровича... И вдруг в голове этой что-то щелкнуло. Бешено выпучились глаза, дрогнула челюсть и в утренний воздух, иссякая, донеслось:
– Перестройка - дело государственной революции...
Что было дальше - Тусовкин плохо помнил. Очнулся на лавочке у чужого подъезда. Кажется, долго бежал, потом даже плакал...
– ...вот почему я решил разобрать этого гражданина. Посудите сами: прошла неделя, я снова возвращаюсь с вокзала, время - к рассвету. Вижу стоит. Точь-в-точь, как тогда - оцепенев перед красным.
– И вы решили скрутить ему голову?
– устало подсказал майор.
Отделение милиции блистало чистотой и порядком. На серо-зеленых стенах тянулись вверх диаграммы бдительного характера, сквозь зарешеченное окно робко проникали первые утренние лучи, блекло отражаясь на кокарде старшины, замершего за спиной взволнованного Тусовкина.
– Ради экономии времени. Мне же на смену -
Пострадавший сидел чуть поодаль и нетерпеливо поглаживал папку из темной кожи. Майор сочувственно посмотрел в его сторону.
– Значит, говорите, - тот же гражданин, что и в прошлый раз?
– Да не он! Но - похож очень. Важный такой, с папкой...
Пострадавший встретился взглядом с майором и многозначительно потер пальцами у виска.
– Выходит, не случись рядом оперативной машины - вчистую бы скрутили?
– Скрутил бы. На время, - твердо сказал Тусовкин и густо покраснел. Это все правда, товарищ майор. Прошу поверить мне. Нужно найти того самого Николая Петровича, ну того, что на прошлой неделе... Понимаете, на следующий день я отыскал у Салтыкова-Щедрина про город Глупов, читали? Там почти что...
– Ознакомьтесь и подпишите, - сухо предложил ему лейтенант, протягивая протокол и ручку. Тусовкин, не глядя, поставил росчерк и захлебываясь продолжил:
– Вы представляете? Может, это - пришельцы! Наверняка уже посещали нашу планету, и великий русский писатель повстречался с одним из них? Вы чувствуете?..
– Гражданин Тусовкин Че Пе (хм!), вы задержаны до выяснения личности, - густым баритоном перекрыл майор.
– Там разберемся. Старшина, уведите.
Тусовкин кричал. Тусовкин упирался. Молодой лейтенант смотрел на него с сожалением. Из коридора еще долго доносилось эхо...
– Прошу извинить за беспокойство, Петр Николаевич, - поднявшись, сказал майор.
– Сами понимаете - протокол и прочее.
– Понимаю, - скупо улыбнулся пострадавший.
– Надеюсь, вы тоже ПОНИМАЕТЕ.
Они долго жали друг другу руки.
– Лейтенант, отвезите домой потерпевшего.
– Слушаюсь!
Войдя к себе в кабинет, майор заперся на ключ. Полистал протокол. По радио передали время - дежурство подходило к концу. Майор открыл стенной шкаф и, глядя на высокое зеркало в глубине, одернул мундир. Потрогал утомленные складки на волевом, справедливом лице. Вздохнул и - отпер сейф. Спрятал туда протокол и извлек из нижнего отделения объемный сверток. Аккуратно водрузил на полировку стола.
Зашуршала промасленная бумага.
Как из зеркала, на майора смотрело лицо - волевое, красивое, только чуть посвежее, с добродушной улыбкой.
Лицо майора, возвращающегося с дежурства.
Тихонько заскрипело...