Предрассветная тьма
Шрифт:
— Конечно, — я предпочту пойти в кино, посидеть в темноте, и мне не придётся ни с кем разговаривать, так что мне это абсолютно подходит.
Моё сердце сходит с ума. Меня трясёт. Пот градом. Я продолжаю смотреть на людей в кинотеатре. Жду.
Чего?
Чего-то.
Кого-то.
Я уговорила всех сесть в заднем ряду, потому что, по крайней мере, так не будет никого позади нас. Фильм идёт, но я не могу сказать вам, о чём он, чёрт возьми, потому что всё, что я могу сделать, это попытаться дышать, попытаться сказать себе, что всё в порядке. Я в порядке. Я в безопасности…
Человек, сидящий передо мной, резко встаёт, подушка сиденья откидывается
Сглатывая, я не свожу глаз с киноэкрана. Я хочу, чтобы этот проклятый фильм закончился. Я хочу выйти из этого грёбаного кинотеатра. Экран темнеет, и всё, что вы можете услышать, — это тяжёлое дыхание актрисы из фильма, её шаги, когда она бежит по тёмному дому, затем дверь распахивается, и экран становится ярким. Раздаётся крик, и это всё, что я могу понять. Я выскакиваю из кресла, бегу вниз по лестнице и выбегаю из театра с комом в горле. Через несколько секунд дверь в зрительный зал распахивается, и торопливо выходит Мег, осматриваясь в поисках меня.
— Какого чёрта, Ава? — спрашивает она с вытянутым от беспокойства лицом.
Я сразу же опускаю глаза в пол, потому что мне стыдно. Я ничего не контролирую. Беспокойство. Страх. Тот факт, что я хотела бы быть кем-то другим, кроме себя.
— Я просто, мм, я просто… это было слишком, я думаю. Фильм, ну, знаешь? Он мрачный, и все эти люди, и парень перед нами просто вскочил, и меня это напугало, и я не знаю, я просто. Я просто. Я не могу… — я не могу отдышаться. В груди так сильно сжалось, что кажется, что мои лёгкие в любой момент перестанут работать.
Мег обвивает меня своими маленькими руками.
— О, Ава. Прости. Мне так жаль, — шепчет она мне на волосы. — Мне бы хотелось понять. Жаль, что я ничего не могу для тебя исправить.
Но ты не можешь исправить что-то вроде этого. Нечего исправлять. Я не сломанная кукла. Части меня, которые пропали и изуродованы, нельзя осторожно пришить. Никто не понимает этого. И зная это, я чувствую себя ещё более одинокой, чем когда я была в том подвале.
Так что, кажется, что бы я ни пережила, на самом деле, свобода — вот мой ад.
Глава 41
Макс
Я слушаю «Неустойчивый», когда намыливаю лицо и подношу к нему бритву с прямым лезвием, медленно скользя по горлу. После каждого движения бритвой я стряхиваю грязь в раковину. Месячная щетина исчезает, и я выгляжу другим человеком. Я чувствую себя другим человеком.
Я ловлю себя на том, что напеваю под нос, натягивая чёрную футболку с V-образным вырезом через голову. Последний взгляд в зеркало, и я провожу пальцами по волосам, прежде чем схватить ключи с комода и направиться к входной двери. Я выхожу на крыльцо, делая глубокий вдох и спускаясь по старым ступеням. Ветер приносит отчетливый аромат горящих дров из соседнего дома. Этот запах вроде как успокаивает мои нервы, когда я заворачиваю за угол дома. Листья хрустят под моими ботинками. Ветки трещат. Я открываю ржавую дверь сарая, беру верёвку и перчатки, затем быстро закрываю её.
Я кладу эти предметы на пассажирское сиденье, рядом с её книгой. Её библией, если хотите. Я включаю зажигание, двигатель заводится. Полный бак. Я улыбаюсь, потому что в следующий раз, когда я вернусь сюда, она будет со мной. И я никогда, никогда не отпущу её. Некоторые вещи можно любить только в темноте. Ава и я, мы не знаем другого пути, я просто должен был это понять.
Я еду пять часов, прежде
— Грёбаные идиоты, — бормочу я, когда пикап врезается в седан сзади.
Справа есть боковая улица, куда я сворачиваю. По этому маршруту только несколько машин, и через пятнадцать минут я уже за пределами кампуса, в странном маленьком квартале, который напоминает что-то из «Проделок Бивера» (прим. «Проделки Бивера» — семейный, комедийный фильм 1997 года). И, учитывая, что это студенческий город, где футбол важнее Бога, район полностью пустой. Я прохожу дома под номерами 547, 545, 543 по улице Элдер и, к счастью, нахожу место для парковки прямо под старым дубом перед 541. Вы могли бы подумать, что было бы не так легко найти девушку, которую уже однажды похитили, но университетские указатели — ну, они явно не принимают это во внимание. На крыльце горит свет, и в одном окне в задней части дома тоже. На дороге стоит одна машина. Я хватаю перчатки и куртку с пассажирского сиденья. Накинув свою куртку, я сматываю верёвку и засовываю её в передний карман.
Там нет движения. Ни одной машины. Ни души. Ни одной долбаной птицы не видно, когда я тороплюсь к тротуару и еду вдоль стены дома, к счастью, между двумя небольшими домами достаточно темно, и я сливаюсь с тенями. Когда я подъезжаю к задней части дома, я рад, что задняя дверь открыта, только внутренняя дверь отделяет меня. Моё дыхание становится прерывистым, слышимым, когда я засовываю пальцы в кожаные перчатки и вынимаю нож из заднего кармана. Это так легко сделать отверстие в проволочной сетке, проникнуть внутрь и щёлкнуть замком. И достаточно легко отодвинуть сетку назад, чтобы не было заметно, если только вы не смотрите, что кто-то вторгся. Несмотря на то, что я осторожен, открывая дверь как можно медленнее, алюминиевые петли стонут. Я съёживаюсь, у меня морщится лоб, но не раздаётся ни звука, не видно движения внутри.
Я осторожно закрываю за собой дверь и тихо пробираюсь вдоль стены к коридору прямо у крошечной кухни. Мой пульс стучит в висках, моя кожа горит от предвкушения, словно медленный огонь в груди. Это шанс, которым я воспользуюсь. Я не собираюсь лгать, потому что я не знаю, кто здесь. Я настороже, когда подхожу к гостиной, и ещё более осторожен, когда я поворачиваю во второй зал, ведущий в единственную комнату в доме с включенным светом. Комната, где, надеюсь, пока живёт моё тёмное создание.
Мягкий звук музыки разносится по коридору — «Неустойчивый» — конечно. Песня заканчивается, как только я достигаю дверного проёма, но начинается снова, потому что стоит на повторе. И я клянусь, моё сердце никогда раньше так не билось. Остановившись рядом с дверью, я пытаюсь взять себя в руки, но когда вхожу в дверной проём, я обнаруживаю, что комната пуста. Покрывало на её кровати скомкано и лежит у изножья. Одежда разбросана по всей комнате. Дверь её шкафа широко открыта, бельё вываливается из корзины и выглядывает из дверного проема. И на долю секунды я паникую. Мой план летит ко всем чертям… мой взгляд падает на фото в рамке на её тумбочке. Это фотография Авы и её родителей, и тот факт, что я могу смотреть на неё, заставляет всё остальное отойти на задний план.