Предсказанное. Том 1
Шрифт:
Склон мрачной, ощетинившейся скалами горы, дорога, вьющаяся между гигантскими обломками и выступами бурой и коричневой породы, пропасть справа, бездна…
Мальгин в странной машине на колесах мчится по дороге куда-то вверх, рискуя свалиться в пропасть, а впереди еще одна машина, корпус отливает золотом, на корме то появляется, то исчезает буква «К», напоминающая иероглиф, в кабине – женщина… Женщина?! Ну, конечно, это Купава!
«Жми!» – хочется крикнуть Мальгину, но пилот – он сам, вернее водитель, и машина, которую он ведет, не современный аппарат, а старинный автомобиль, хотя и зализанных скоростных форм.
Автомобиль вдруг на мгновение расплылся облаком, превратился в коня, в ушах засвистел ветер,
– Коррекция невозможна, – противным свистом ворвался в уши голос Гиппократа. – Операционное поле слишком большое, около трех десятков участков.
– Заткнись! – в бешенстве рявкнул Мальгин.
Он снова то скакал на коне за беглянкой, то мчался за ней в машине, петляя по жуткой горной дороге, то полз по кручам, сбивая руки в кровь, то летел на тарахтящем аппарате под названием вертолет: сознанием управляли дорожки ложной памяти Купавы и ее переживания, отстраниться от них было почти невозможно, приходилось терпеть.
Ему наконец удалось довести концентрацию воли, а с ней и напряженность собственного «скальпеля» – пси-поля до нужной кондиции и вонзить «иглы-щупальца» в электронно-ионный конденсат нейронных узлов.
Взрыв! Всплеск огня и веер дыма! Что-то больно ударило в грудь, сердце с трудом справилось со своим кровным делом – снабжением кислородом работавшего на пределе мозга. В глазах потемнело…
– Пранаяма [130] , – долетел слабый, как вздох умирающего, голос Гиппократа. – Прошли фазу самадхи [131] …
130
Пранаяма – контроль дыхания.
131
Самадхи – трансовая медитация, приводящая к утрате своего «я».
Хирург снова обрел способность «видеть».
Он догонял «автомобиль» Купавы, догнал, ударил бортом в борт, отбрасывая от пропасти справа, еще и еще раз.
Скрежет металла, удар, кувырок через голову, звезды в глазах, мгновенная боль в голове, ватная тишина…
– Спазм перикарда, – прошипело в ушах, как вода на раскаленной сковороде (Гиппократ). – Начались судороги. Необходима стимуляция ЦНС…
Мальгин с трудом выплыл из колодца тишины, чтобы сообразить, о чем идет речь, но руки уже сами, автоматически, нашли инъектор, сделали Купаве укол и массаж груди.
Что-то огромное и бесформенное шевельнулось вдруг в голове, появилось ощущение, будто его накрыла мрачная тень хищной птицы. Кто-то чужой посмотрел на него тяжело и неодобрительно, снова шевельнул вселенную его мыслей и чувств. Чужой. Внутри. «Черный человек»!
– Не мешай! – взмолился Мальгин, преодолев волну слабости и тошноты. – Прошу тебя, только не сейчас!
Закончу – бери меня теплого…
Ощущение взгляда ослабело.
Очнувшись от псевдозабытья, Мальгин увидел горящую слева машину и Купаву, сползающую к пропасти со счастливой улыбкой на губах. Лицо ее было разбито, на груди расплывалось красное пятно, платье было изодрано, туфли отсутствовали, в одной руке намертво зажат «стакан», подаренный Шаламовым. Сил Мальгину хватило лишь на то, чтобы выкарабкаться из покореженной кабины, упасть на камни и преградить Купаве путь к пропасти. Вниз посыпались каменные обломки, отзываясь при ударах странным булькающим эхом, исчезли в черно-багровой пелене, скрывающей дно провала.
– Дно-дно-но-но-но… – раздался чей-то гулкий шепот. Чей? Гиппократа? Свой собственный?
– Коррекция не проходит…
– Необходима компьютерная коррекция с фиксацией мысленного усилия…
– Соберись, фиксируй внимание! Не расплывайся… А это еще кто? Может, Харитон?
– Оперативное поле – семьдесят точек…
– Она сопротивляется… падение вниз – атрофия чувства…
– Работай в резонансе, попробуй внушить когнитивную карту. [132]
132
Когнитивная карта – образ знакомого пространственного окружения.
Купава вдруг открыла глаза, увидела Мальгина, и лицо ее мгновенно исказилось: гнев, горечь, ненависть и ярость волнами побежали по нему, как круги по воде.
– Уйди! – Крик ее резанул слух, породил луч боли, пронзивший сердце хирурга. – Не имеешь права! Ты чужой мне, чужой! Уйди, я хочу покоя… покоя… покоя…
Слово «чужой» отозвалось сотрясением головы и колющими спазмами желудка. Клим едва удержал контроль над второй «половиной» сознания – хирургической.
Купава обогнула лежащего Мальгина, подползла к краю обрыва, посмотрела вниз и зажмурилась на мгновение. И тогда хирург, покрывшись жгучим потом от усилия, бросил непослушное тело к ней. Купава царапалась, стараясь вырваться, молотила его кулачками по лицу, кричала, а он, прижимая к себе драгоценную ношу, отползал от обрыва все дальше и дальше, в то время как второе «я» хирурга делало свое дело, стирая зарождающиеся ядра изменений психики…
Гора задрожала, с грохотом обрушилась в пропасть соседняя скала, камень под ногами Клима поехал, как живой, рухнул вниз, но хирург все же удержался, одной рукой намертво вцепившись в острый выступ породы, а второй удерживая затихшую женщину. Снова появилось ощущение зависшей над головой гигантской птицы; ее тень, холодная и тяжелая, накрыла людей. Свет в глазах померк. Мальгин почувствовал, что слабеет, к тому же в голове опять заворочался «черный», мешая сосредоточиться, пытаясь подчинить измученное сознание хирурга, внушить ему свое видение ситуации (на мгновение Мальгину показалось, что находится внутри знакомой и чужой одновременно «пещеры» – жилища маатан в окружении живых угрюмых черных глыб…).
– Убью! – зарычал Мальгин в диком исступлении, так что вскрикнула Купава, стих ветер, прекратился камнепад и замерли горы. «Черный» притих, озадаченный, но Клим знал, что это ненадолго. Его психика раскачивалась все сильней, измотанная колоссальным напряжением сил, и сдерживать порывы памяти «черного» в сферу сознания хирург долго не мог.
– Держись, мастер! – прилетел вдруг гулкий басовитый шепот, и еще чей-то голосок, невнятный, тонкий, совсем детский, полный тревоги и сочувствия, погладил душу теплой ладошкой ласки и сопереживания…
Путешествие по внутреннему пси-миру Купавы кончилось внезапно: горы, разбитые машины, тропа над пропастью – исчезли, перед глазами хирурга медленно проявилась обстановка чужой спальни, лежащая Купава с мокрым от слез лицом.
Мальгин потянулся к ней, но сил не хватило: сердце стучало, как насос, грудь разрывалась от хрипа, кровь летела по жилам со скоростью курьерского когга, кожа на ней светилась, комната плавно кружилась и куда-то падала, но главное Клим все же увидел – Купава дышала спокойно, и сердце ее начинало работать в нормальном ритме. В следующую секунду он отключился… чтобы тут же вскинуться снова, найти женщину взглядом и… снова уйти в тягучий звон, свет и хрип… и опять выплыть из беспамятства, дотронуться до Купавы и потерять сознание окончательно. Последнее, что он услышал, был голос Гиппократа: