Предсказанное. Том 2
Шрифт:
— Пусть наши парни поищут связи Леона в Службе. Да и его папаша должен знать, с кем он общается.
— Я сам поговорю с ним, — кивнул Железовский. — В отличие от сына Милослав не интрасенс и скрыть свои мысли не сможет. Ну, а если и он не знает, тогда придется снова подключать Майкла.
— Почему нельзя подключить его к этому делу сразу?
— Не хотелось бы выглядеть перед ним совсем беспомощными.
— По-моему, спасение близких важнее любых эмоциональных оценок наших возможностей.
— Давайте обойдемся без дискуссий, — сухо сказал Баренц. — Джума прав, в нашем положении надо использовать все
— Не верю, — мрачно сказал Джума. — Это все полумеры. Ордену надо ответить тем же — мочить его вожаков везде, где только можно! А для этого нам нужен Мальгин. Куда он опять подевался?
Никто Джуме не ответил. Точно такой же вопрос вертелся в головах и остальных присутствующих.
— За работу! — бросил верховный комиссар Сопротивления, вставая.
Один из самых удивительных памятников природы Земли — Гореме расположен в Турции, к востоку от города Невшехир. Он представляет собой скопление живописных скальных клыков, конусов, пирамид, столбов и башен белого или розоватого цвета. В некоторых из них еще в Средние века монахи вырубали храмы и кельи, в других люди создавали жилые и хозяйственные помещения, целые многоэтажные подземные города. Неудивительно поэтому, что Гореме стал центром паломничества и музеем под открытым небом, который посещали десятки тысяч людей. Однако никто из паломников и туристов не знал, что в одном из подземных городов северо-восточной окраины Гореме Служба общественной безопасности Турции устроила каземат для временного содержания «врагов народа».
Этот каземат был накрыт куполом полевой защиты, и определить его местонахождение, не зная кода секретной линии метро, было не под силу даже «триай-локатору» интрасенсов. В принципе, каземат турецкого СИЗО и создавался с таким расчетом, чтобы он был недоступен — в полном смысле этого слова — организации интрасенсов. Потому что содержались в нем именно «заговорщики»-интрасенсы, по официальной версии готовившие «криминальный переворот с целью захвата власти». Сюда же переправили и пленников с базы на Ван-Бисбруке. Интрасенсов среди них было немного, но это не имело значения: все они являлись родственниками «врагов народа» и подлежали психологической проверке.
Забава Боянова с малышом и Купава Мальгина были помещены в одну камеру-келью размером четыре на четыре метра. Здесь же, в углу помещения, находился туалет-утилизатор — крохотная кабинка с матово-белыми стенками. В другом углу располагались умывальник без зеркала и душевая кабинка. Остальное пространство занимали две кровати допотопного вида, с пружинными матрацами и бельем в желто-синюю полоску. Ни кресел, ни стульев, ни видео, ни компьютера — голые пористые известняковые
Забава, потрясенная всем случившимся, тем не менее пришла в себя первой, попыталась позвать мужа, не смогла и принялась ухаживать за подругой, на которую ситуация подействовала в гораздо большей степени. В конце концов усилия Забавы увенчались успехом, Купава успокоилась и больше не помышляла об истерике. Хотя настроение у нее так и не поднялось. Мысли о судьбе еще не родившегося ребенка были печальными, а отсутствие известий от мужа только усугубляло состояние обреченности.
Двое суток пленницы провели в ожидании перемен. А на третий день в камере появился угрюмо-озабоченный Даниил Шаламов.
— Вот и я. Не ждали?
Купава растерянно посмотрела на сокамерницу, снова перевела взгляд на гостя.
— Ты?! Здесь?!
— А ты кого ждала? Клима? Он не придет.
— Почему? — пролепетала женщина.
Шаламов хохотнул.
— Потому что я этого не хочу. В моих планах его появление не предусмотрено. — Он посерьезнел. — Собственно, разговор не о нем. Я пришел за тобой. Выбор у тебя невелик: или ты уходишь со мной, или…
Купава выпрямилась, сжала кулачки.
— Я уже сделала выбор! Я жду ребенка! Его ребенка! Уходи!
Шаламов склонил голову набок, задумчиво прошелся по камере, косо глянул на захныкавшего младенца.
— В принципе, я могу освободить тебя от него…
— Уходи! — проговорила Забава низким голосом, загородив сына; в глазах ее зажглась угроза. — Ты пугаешь Радомира. И ты ей не нужен… такой.
— Какой?
— Самовлюбленный павлин, не считающийся с чужим мнением!
На дне глаз Шаламова поднялась муть. Он в упор посмотрел на Боянову. Взгляды их скрестились, высекли искру невидимого разряда. Но воля и решимость Забавы были слабее. Она побледнела, борясь с внезапным головокружением, прошептала, не опуская глаз:
— Тебе доставляет удовольствие… издеваться над женщинами… будь на моем месте Аристарх…
— И что случилось бы? — глумливо скривил губы Шаламов.
— Он бы тебе ответил… по-мужски!
— Что ж, это можно устроить. Посмотрим, как твой Геракл ответит мне… по-мужски. — Шаламов повернул голову к двери. — Введите!
Дверь открылась, и в камеру вошел… Аристарх Железовский, невозмутимый и спокойный, как всегда.
— Ты?! — подалась вперед Забава, перевела взгляд на двух «киборгов» охраны за спиной мужа. — Они тебя… взяли?!
— Я сам сдался, — ответил Железовский, передав в одном мгновенном мыслепакете все необходимые сведения и указания. — Для обмена. Вас отпустят. Как малыш?
— Нормально. — Забава взяла Радомира на руки, успокаивая, но тот уже сам перестал хныкать и глядел на отца огромными глазами, протягивая к нему ручонку. — Некоторые пытаются тут нас напугать.
Железовский дотронулся до ручки сына, повернулся к Шаламову, на лице которого боролись нетерпение и сомнение.
— Еще раз посмеешь угрожать моей жене — убью! Чего бы мне это ни стоило! Я не требую объяснений, почему ты здесь, что делаешь и ради чего устраиваешь спектакли, пугая женщин. Но у нас был уговор: я сдаюсь — Служба отпускает пленников. Уговор остается в силе?