Предсказанное. Том 2
Шрифт:
— Будь осторожен. Я знаю, ты не привык щадить себя во имя дела, но все же ты не бессмертен, сенс.
— Уже бессмертен, — серьезно сказал он, погладив жену по животу. — Вот оно, мое бессмертие. Но обещаю, что буду очень осторожен.
— Я люблю тебя!
Железовский поцеловал жену, обнял за плечо, посмотрел на Власту:
— Идем, сестренка, у нас мало времени.
Власта выключила виом, подхватила сумку, и они поднялись наверх, где их ждали оперативники Золотько.
В двенадцать часов дня по времени Копенгагена в городское полицейское
Начальник полиции Копенгагена господин Ливр Колбасс воспринял сообщение без энтузиазма, но уточнять, кто принял такое решение, а тем более возражать не стал. Спросил лишь, кто назначен ответственным за мероприятие от комиссии. Ответственным оказался советник СЭКОНа Рене Борда, семидесятилетний француз, бывший когда-то комиссаром безопасности земного сектора.
В принципе ничего сверхъестественного в работе комиссии не было, и начальник полиции отдал подчиненным приказ всячески содействовать высоким гостям, от оценки деятельности ГУИН которых зависело многое, в том числе прочность положения самого Ливра Колбасса.
Комиссия прибыла в Копенгаген оперативно — уже через час после предупреждения. В нее входило восемь человек в возрасте от двадцати пяти до сорока лет. Возглавлял ее бодрый на вид толстячок с румяным лицом и прицеливающимися умными глазками. Это и был Рене Франсуа де Шампольон Борда, имевший на руках сертификат советника СЭКОНа и карт-бланш — документ особых полномочий, разрешающий ему доступ к самым секретным материалам спецслужб Дании.
Работу комиссия начала с посещения Лимбургского централа, где отсиживали свой срок террористы и уголовники Центральной Европы, прославившиеся пренебрежением как к жизни рядовых граждан, так и к своей собственной.
Здесь члены комиссии не задержались, так как централ содержался образцово, заключенные ни в чем не нуждались и требовали только одного — выпустить их на свободу. Хотя многие из них отбывали пожизненные сроки.
В половине пятого малоразговорчивая группа СЭКОНа добралась до Восточного следственного изолятора, заключенные которого обвинялись в посягательстве на закон и порядок, а также в попытках изменения существующего общественного строя. Члены комиссии прошлись по камерам, затем начали вызывать заключенных в кабинет начальника изолятора — для «определения нуждающихся в работниках реабилитационной службы». Начальник изолятора попытался было возражать, но руководитель комиссии показал ему карт-бланш, и главный тюремщик СИЗО благоразумно отступил.
Третьим заключенным, вызванным в кабинет, была женщина, Купава Мальгина, в документах на которую значилось, что она «сотрудничала с опасными антисоциальными элементами и готовила правительственный переворот». Никого из тех, кто ее допрашивал, она не знала и сразу потребовала адвоката, а также заявила, что ни в чем не виновата.
— Все они так говорят, — криво улыбнулся начальник изолятора, — а на поверку выходит все наоборот.
— Кто занимается этим делом конкретно? — осведомился Рене Борда, с лица
— Особый отдел Службы безопасности, — нехотя ответил начальник изолятора. — Она уличена в связях с… э-э, психически ненормальными людьми.
— То есть с интрасенсами? Вы их имеете в виду? Но ведь за это не преследуют. Многие из нас контактируют с интрасенсами, а Служба даже пользуется их услугами. Да и не только СБ, но и правительственные, и научные учреждения.
— Это не мое дело, — сухо сказал начальник изолятора. — У вас большие права, обратитесь к вышестоящей инстанции. Я отвечаю лишь за порядок и содержание заключенных во вверенном мне учреждении, чтобы они ни в чем не нуждались. Остальное не в моей компетенции. Жалобы у вас есть на условия содержания? — обратился он к подследственной.
— Нет, — отрезала Мальгина, — но я ни в чем не виновата и требую немедленного освобождения!
— К сожалению, я не в силах решить…
— Мы заберем ее, — перебил начальника руководитель комиссии. — Приготовьте сопроводительные документы. Поскольку она является гражданкой России, ее будет судить российский суд и ее делом будут заниматься российские правоохранительные органы.
— Вы не имеете права! — изумленно возразил начальник изолятора. — Для ее экстрадиции требуется решение Европарламента.
— Не требуется, — равнодушно сказал сопровождавший руководителя комиссии смуглолицый усатый мужчина в форме инспектора-официала прокурорского надзора и выстрелил в хозяина кабинета из парализатора «василиск».
— Время пошло! — сказал второй, седой и прозрачноглазый, с твердой складкой губ. — У нас всего две минуты! Видеокамеры выдают информацию охране каждую вторую минуту.
— Кто вы?! — опомнилась Купава.
— Друзья, — улыбнулся Рене Борда. — Вы в состоянии передвигаться самостоятельно?
— Конечно!
— Ну и прекрасно. Нас ждут в другом месте, и у нас очень мало времени.
— По-моему, я вас где-то видела.
— Я друг Аристарха Железовского и Джумы Хана. Рене Франсуа Борда к вашим услугам. — Глава комиссии поклонился. — Идемте.
Через минуту группа мнимых представителей СЭКОНа (не считая самого Борда) прошла два блокпоста со спящими на местах охранниками и скрылась в бункере метро. Вызванная по тревоге обойма спецназа европейского ОБРа обнаружила в собственном кабинете парализованного начальника изолятора, полтора десятка спящих охранников и надзирателей, однако накрыть или догнать похитителей подследственной из России не смогла.
Глава 5
Музыка лилась широко и свободно, вызывая ассоциации раздольных степей, великих лесов и могучих рек, текущих медленно и величаво, бескрайнего простора неба и ветра, овевающего разгоряченное лицо. Но вот она стала слабеть, уходить за горизонт, разбилась на десятки прозрачных ручьев и ушла в землю, осыпалась росой на траву, поднялась к небу струйками пара, оставив ощущение печали и ожидания…
Джума Хан закрыл синтезатор, потянулся всем телом, встал.
— Прошу прощения за издевательство над классикой.