Представление в Старом Риме

Форн Мариус

Дедушка Бернардо всегда сидел за столом, читая газету, в которой особое внимание уделял колонки с новостями. Его тусклые серые глаза на мгновение «загорались», когда он вчитывался, наклоняясь к газете, а затем вздыхая, разглаживал небольшую седую бороду. Он не носил очки, чтобы не казаться еще старше, обожал свои коричневые подтяжки, которые были подарком его покойной жены и постоянно расстегивал голубую рубашку, так как ему было жарко летом. А черные потертые брюки, несколько лет назад бывшие очень дорогими, сейчас уже потеряли свой первоначальный облик. Но дедушка всегда старался быть опрятным. Именно таким он каждый день встречал Бьянку: задумчивым, молчаливым, но добрым и излучающим домашнее тепло и уют. Он словно светился, напоминая девушке о ее беззаботном детстве. Так было и в этот вечер, когда девушка вернулась домой и обнаружила дедушку сидящим за столом со своей газетой.

—

Дедушка, я дома! Сегодня был такой тяжелый день, ты не представляешь. Но зато я многое для себя решила. — будто прочитав телеграмму, выделяя каждое предложение, произнесла Бьянка.

Дедушка лишь покачал головой, встряхнув газету и перевернув страницу.

— Люди стали такими жестокими и эгоистичными, совсем не так раньше… Я же права? — садясь за стол и наливая себе стакан воды, спросила она, у сидящего напротив дедушки Бернардо.

В ответ дедушка лишь немного пожал плечами и внимательно продолжил читать газету.

— Даже дядюшка Леонардо стал такими, как и они. — с грустью продолжала девушка, — А я так надеялась на него. Но ничего, правильно говорила мама: одной куда проще и быстрее всего добиться — окружающие будут лишь мешать и тормозить.

Бернардо опустил газету и на мгновение бросил печальный взгляд на Бьянку, казалось он был сильно разочарован.

— Ладно, не бери в голову дедушка, все будет хорошо. Это я так, больше плачусь, — уже твердо произнесла Бьянка, которой показалось, что она выглядит слабой в глазах дедушки, — Я сильная и справлюсь со всеми невзгодами и напастями, не так ли? — спросила она с ноткой гордости и радости, задавая этот вопрос больше самой себе.

Дедушка наклонился к газете и продолжил чтение, будто вновь вернувшись к некоему трансу: немного покачиваясь из стороны в сторону.

— Тяжелый день, пора отдыхать. Ты тоже не засиживайся, — с наигранным упреком добавила Бьянка, обращаясь к будто засыпающему дедушке.

Оставив последнего наедине с газетой, она направилась в свою комнату, где все было неизменно: уютная кровать, вместительный шкаф, сундук возле окна и фотография в рамке, недалеко от столика с зеркалом. Переодевшись и приготовившись ко сну, девушка расположилась на кровати. Бьянка медленно начала проваливаться в сон, будто открывая неведомый портал в мир грез и сновидений: в нем все перемешивалось настолько сильно, что невозможно было отличить быль от яви.

Старый Рим погрузился во тьму. Черная как смола ночь. Ни луны, ни звезд. Только затхлый чердак, с зеркалом напротив окна. Здесь Бьянка уже не в первый раз и это место больше ее не пугает, напротив — только здесь она может увидеться со своей матерью. Подойдя к зеркалу, она видит в отражении змей, извивающихся в адской пляске. Спустя некоторое время змеи исчезают, а в отражении появляется смутный силуэт девушки, которая начинает медленно говорить, ее голос эхом раздается в ушах Бьянки. Она жадно вслушивается в каждое слово, боясь упустить нечто важное:

— Бьянка, дочь моя. — нарушил тишину твердый, словно сталь голос. Он раздавался будто не из зеркала, а из головы девушки, — Ты меня слышишь?

— Конечно, мама! — воскликнула в ответ клоунесса.

— Хорошо! Вижу сегодня ты усвоила важный урок: никому нельзя доверять, никому! — прорычал голос, — Только себе! Не дай повториться тому, что случилось со мной, не позволь им! — глаза девушки в отражении яростно блеснули, подобно молнии в ночном небе, — Все было точно также: меня душили и не давали развиваться, а после моего успеха в открытую начали издеваться и подставлять. А закончилось все ложными обвинениями… Да, — голос начал постепенно становиться тише, — эта троица пожалеет о своих деяниях, во всяком случае двое уже пожалели! — голос стал чуть громче и язвительнее, будто говоривший радовался чужому горю, — Жирный клоун и тупорылый нарцисс кукловод уж точно. Они оба лжесвидетельствовали против меня, один больше, другой меньше. Но остался последний — девушка в отражении жестом поманила Бьянку, а ее руку начали обвивать змеи, — Матио Рокки — ублюдок телохранитель, который весь суд стоял возле босса мафии. Босс давно кормит рыб, а вот его телохранитель еще жив и также виновен в нашем горе — он наемный убийца, который охранял всю эту шайку. Но ничего и ему вскоре придет конец…

Девушка в отражении злобно ухмыльнулась, змеи вновь начали извиваться в адской пляске. Зеркало стало мутнеть, силуэт девушки начал постепенно исчезать, а Бьянка вновь провалилась в чернильно-черный сон.

Глава 6. Последнее выступление

Темное и мрачное помещение старого цирка на бульваре Карнаро, расположенное на границе

Старого и Нового Рима. Оно заброшено уже лет пятнадцать или двадцать назад, точное время скажут лишь пожилые жители данного района, да и то — они будут спорить, что помещение забросили лишь тогда, когда все артисты разбежались в более крупные цирки Нового Рима. Все уменьшающаяся и редеющая труппа, как-то пыталась продолжать выступления, но для небольшого цирка этого было мало. Пришло время признать, что все усилия были напрасны. Цирк закрыли, а владельцы помещения безуспешно пытались сдать его в аренду. Иногда местные зеваки могли наблюдать, как по ночам к запасному входу подъезжают автомобили, а выходящие из них люди, сплошь одетые в черные костюмы, что-то выносили из здания. Но большинство не видели в этом ничего особенного, да и совать свой нос в такие дела никто не имел привычки — слишком все это было похоже на работу мафии, а как известно, с мафией Нового Рима шутки плохи. Тем более пошли слухи, что среди «работников похоронного бюро» заметили высокого мужчину в темно-бордовом пиджаке, маске и небольшой шляпе. Он был очень сильно похож на Матиа Рокки — одного из лучших мимов Нового Рима, пусть и уже находящегося на заслуженном отдыхе. Его и до этого связывали с мафией, но ни у кого не было веских доказательств.

Матиа Рокки выглядел намного моложе своих лет — зализанные волосы аккуратно виднелись из красивой шляпы, тонкие черты лица, небольшие карие глаза и аккуратный нос. Но больше всего в глаза бросалась его «зубастая» улыбка. Она могла заставить детей рыдать от страха, а у взрослых вызывала мурашки по коже. Но все же Матиа был одним из лучших мимов Нового Рима… а также элитным наемным убийцей влиятельнейшей мафиозной семьи. О его прошлом почти ничего неизвестно, только лишь слухи, да выдумки особо впечатлительных сплетников. Точно было известно лишь одно: Матиа — сирота. Он вырос в приюте Святой Августины в Старом Риме. В возрасте одиннадцати лет, его заметил один из capo, который следил за приютом. Мафия часто набирала в свои ряды сирот, чтобы дать им «семью», которая могла бы защитить их и дать работу. Но Матиа был не простым, его «зубастая» улыбка с самого начала поразила боссов мафии, они разглядели в нем огромный потенциал и не жалели средств на обучения сироты. В итоги Рокки стал одним из самых опасных наемных убийц в Старом и Новом Риме. Его услугами пользовалась как мафия, так и богатейшие жители города, которые желали устранить конкурентов или ненавистных членов собственной семьи. И рука Матиа Рокки никого не щадила, его «оскал» и длинные когти, будто острейшие ножи, не оставляли никому и шанса. Зловещий силуэт убийцы давал понять жертве, что ее время пришло. В свободное время он подрабатывал мимом, и за десять лет стал крайне популярен в Новом Риме, особенно благодаря своему наряду и все той же «зубастой» улыбке. В настоящее время услугами Рокки пользовалась одна из влиятельнейших мафиозных семей Нового Рима, а его убежищем как раз было то самое заброшенное здание на бульваре Карнаро.

За долгие двадцать пять лет работы наемным убийцей, Матиа повидал многое. Человеческая алчность, зависть, бездумная жестокость стали для него обыденными, но, к удивлению большинства, не сделали из него неуравновешенного монстра. Он всегда был учтив и вежлив с окружающими, и даже в своей работе не позволял себе оскорблять или унижать жертв. Кого-то это пугало и настораживало, а кому-то казалось даже забавным, но для профессионального убийцы чужое мнение не имело никакого значения. Единственное, что действительно заинтересовало его — это последовательная смерть «грустного» Джованни и «нарцисса» Тито. Со стороны было очень интересно наблюдать за тем, как влиятельные боссы мафии трясутся от страха, увеличивая личную охрану и отменяющие все крупные сделки, из-за боязни слежки и покушений. «Акулы» бизнеса лишаются своих зубов — это идеальное описание хаоса, творившегося в высших рядах мафии. Было одно «НО» — Тито и Джованни являлись давними знакомыми Рокки, мало того, их связывали несколько темных дел. Внезапная смерть клоуна, а затем и кукловода озадачила Матиа:

«Можно ли со стопроцентной уверенностью утверждать, что их устранил один и тот же человек?» — размышлял наемный убийца, сидя в черном кресле, которое располагалось в просторной комнате заброшенного здания. Если это было так, то следующим мог стать и сам Матиа, он чувствовал это, но у него не было и тени страха. Ему уже нечего бояться: будь то смерть от рук другого наемного убийцы, или же от рук неизвестного «ликвидатора», так прозвали в рядах мафии неизвестного, кто лишил жизни Джованни Донато и Тито Бонеччи. Скорее Матиа хотел встретиться с тем самым «ликвидатором» лицом к лицу, чтобы сразиться с ним в честной дуэли.