Предтеча
Шрифт:
Студенты естественного отделения (разумеется, среди собравшихся их было огромное большинство) устроили Соколову овацию. Такое уж было время, что всякая свободная мысль, даже относящаяся к предметам далеким от общенственной мысли, немедленно вызывала бурный восторг. Что же касается ожидавшегося диспута, то по-настоящему он начался лишь неделю спустя и затянулся на несколько лет.
За дипломом о прочтении вступительной лекции Соколов отправился рано утром, зная, что Дмитрия Менделеева, который был в ту пору секретарем факультета, именно в это время легче всего застать на месте. Действительно, долго искать Менделеева не пришлось, ученый секретарь как обычно по
Менделеев перегонял на песчаной бане спирт. Он недовольно оглянулся на звук шагов, но узнав Соколова, сказал:
– Сейчас, одну минуту! – отсоединил колбу с дистиллатом и убрал нагрев.
«Газ бы надо провести», – подумал Соколов, глядя как Менделеев пересыпает горящий кокс из жаровни в раскаленную печурку. На Галерной был газ, а здесь все по-старинке: жаровни, спиртовые лампочки…
– Ваши бумаги я оформил, – сказал Менделеев, протирая тыльной стороной руки покрасневшие от дыма глаза, – но Эмилий Христианович задерживается подписью. Как только все будет готово, я дам знать. А пока, Николай Николаеви, я хотел бы задать несколько вопросов по поводу вашего рассуждения.
– К вашим услугам, – немедленно отозвался Соколов.
– Вы говорите, – начал Менделеев, – что элементы суть тела сложные, могут быть разложены и, возможно, превращены друг в друга. Я этой мысли не разделяю, но и не отрицаю. Однако, меня заинтересовали ваши доказательства сложности атомов. Вы строите гомологические ряды элементов: до вас это делали и другие, но вы, кажется, первый делаете это достаточно строго, требуя не только числовой закономерности, но и последовательного изменения свойств. Дюма, конечно, ошибается, когда ставит свинец или кальций в ряд со щелочными металлами на том лишь основании, что их веса хорошо составляют ряд. Это действительно вопрос арифметики, а не химии. Но мне кажется, что вы слишком строги в отборе элементов. Непонятно, почему вы отказываетесь включить фтор в группу галогенов, а кислород объединить с серой, селеном и теллуром?
– Пай фтора не отвечает закону гомологов, – пояснил Соколов, – а что касается кислорода, то об этом я говорил на лекции: точки кипения кислородных соединений нарушают последовательность, найденную для ряда серы. Если бы кислород действительно был низшим гомологом серы, то вода была бы газом, весьма трудно обращающимся в жидкость. Кому как не вам, Дмитрий Иванович, знать это.
– Все правильно, – сказал Менделеев, – но ведь если мы станем рассматривать воду как первый член гомологического ряда спиртов, то и там точки кипения и замерзания воды будут аномально высокими…
– Откуда делаем вывод, что не вода, а метиловый спирт – первый член ряда, – перебил Сокололв.
– Может быть, – признал Менделеев, – но право, очень заманчиво было бы отнести их к одному ряду. Вы не подумайте, – поспешил он предупредить ядовитую реплику собеседника, – это не маниловщина, у меня практический интерес. Я сейчас читаю студентам органическую химию, но в будущем Александр Абрамович предполагает перепоручить мне и общую. А как строить курс? Читать по Тенару или Берцелиусу – несовременно да и скучно. Органическая химия – по Либиху и Жерару, здесь нет сомнения. А для минеральной настоящей методы нет. Просто хоть плачь…
В тот раз они не пришли ни к какому выводу и вернулись к спорному вопросу лишь полгода спустя, когда Менделеев вернулся из Германии.
А пока, Соколов продолжал с большим упорством разрабатывать учение о свойствах водорода в органических
Закончился зимний семестр 1860 года. На время вакаций Соколов из Петербурга не выезжал – держали редакторские дела. Положение с журналом было неважное. Энгельгардт, как и все увлекающиеся люди, быстро остывал и все меньше участия принимал в работе. Успех соколовских статей подписчиков почти не прибавил, издание оставалось убыточным и съедало добрых две трети соколовского жалования. Зато после года бесплодных призывов начали отзываться русские химики. То ли поверили, наконец, в журнал, то ли последовали неодолимой потребности русского человека жалеть бедных и убогих. Вернее всего, и то, и другое вместе.
Письмо из Харькова явилось для Соколова совершеннейшей неожиданностью. Кто бы мог подумать, что именно в малороссийской окраине поверят в него?
«Милостивый государь, Николай Николаевич! – писал Бекетов-младший, – по возвращении моем в отечество, с немалым удовольствием прочел в „Горном журнале“ весьма точные описания своих работ, а от брата Андрея извещен, что вами же затеян и специально химический журнал…» – Соколов пролетал глазами по строчкам, недоумевая, неужели не получал Николай Бекетов обстоятельного письма, посланного ему от имени редакции? Или же просто выжидал, чем закончится авантюра петербургских мечтателей, а теперь извиняет незнанием собственную осторожность? Хотя, какое это имеет значение? Главное – небольшая, но оригинальная заметка «Наблюдения над образованием марганцовистой кислоты».
Статью Бекетова удалось, выбросив несколько уже набранных рефератов, поставить в самый конец второго тома, датированного еще пятьдесят девятым годом, но безбожно запоздавшего выходом. Это потребовало новых расходов, но они себя оправдывали, поскольку в журнале вновь появилась оригинальная статья.
Немного времени спустя, в один из соколовских вторников, Николай Николаевич Зинин, отозвав хозяина в сторону, вручил ему несколько исписанных листков и сказал, смущенно улыбаясь:
– Это вам для журнала, посильная лепта, так сказать. Вы уж не обижайтесь, но эту же работу я в Париж отошлю – Вюрцу. Русский язык за границей мало знают. Но вам – первым.
Казалось бы сотрудничество самого Зинина должно было вдохнуть в издание новые силы, но все же этого не произошло. Статьи Менделеева, заметка Бекетова, сообщение Зинина, да труды немногочисленных выпускников распавшейся публичной лаборатории, вот и весь актив, которым они обладали. Кто знает, может быть они сумели бы удержаться, если бы к хроническому безденежью не прибавилась катастрофическая нехватка времени и самых обычных человеческих сил.
Восемнадцатого сентября в университете начались занятия. Менделеев был еще в заграничной командировке, и Соколову пришлось взять на себя весь курс органической химии, а также химию аналитическую.
Читал Соколов жестко, стараясь давать знания по большей части систематические, но при этом гнал прочь все, даже самые заманчивые гипотезы. Такого курса еще никто и никогда не читал, подготовка занимала много времени, но зато после лекции студенты не расходись молча, а обступали лектора с вопросами.
С каждым днем Соколов все больше увлекался непростой наукой преподавания. Главное в этом деле не сообщение фактов, факты можно узнать и из книг, а личное общение с учениками. Главное – воспитани; Соколов, пернявший это правило у Либиха, старался в первую очередь привить слушателям любовь к своей науке и умение независимо мыслить.