Предупреждение путешествующим в тумане
Шрифт:
Это было мне единственным утешением.
Дом на улице Заречной, номер три, был сер и сир, а лепные львы над его подъездом плакали ржавыми слезами. Я спустился по стертым ступеням в подвал и познакомился с приятелем девушки. Потом просидел полтора часа в кафетерии на углу, поджидая, пока неутомимый Лопаткин наиграется с водопроводными кранами. Спешить некуда, я пил чай с хлебом, а официантка каждые десять минут подходила и протирала тряпкой мой столик.
К чему бы это?
Наконец вышел и мой подопечный, приглаживая колючие волосы.
— Мне сегодня уже пришлось обо всем рассказывать. Ваш сотрудник, из милиции, спрашивал. Что, согласовать действия не смогли? — Лопаткин старательно следил за правильностью ударений.
— Я не из милиции.
— Вот оно как? Значит, дело серьезное? Мне-то в общем плевать. Могу и вам рассказать. Веру, ну, которая погибла — давно знаю. Она в параллельном классе училась. Фирменная была деваха — полшколы за ней бегало.
— А вы?
— Я?.. Да как вам сказать? Не мой стиль, хотя, может, и просто случая не представилось. Она все больше с теми гуляла, кто там стишки пописывал, языком молоть умел. А мне батя еще тогда сказал — не языком, а руками работать учись. Я ему в гараже стал помогать. На мотоцикл копить начал. И к десятому классу купил. А скоро и «БМВ» куплю. Жизнь — она все по своим местам расставила. И всех.
— А как она после школы жила, не знаете?
— Откуда? Если только на лестнице сталкивались, когда я к Лидке ходить стал. Верка здорово изменилась за это время.
— Теперь вернемся к событиям сегодняшнего утра. Когда выходили от своей приятельницы, никого не встретили?
— Впереди шаги слышал, когда по лестнице спускался. А на улице увидел — парень в машину садился. Красные ««Жигули», за руль.
— Могли бы его узнать?
— Парня? Со спины если, то конечно. А вот машина — фара у нее побитая, это заметил.
— Он был один?
— Да.
— Что было потом?
— Я, значит, Лидку жду… Мотоцикл заводить не стал — спят все. Думаю, до реки пешком пройдем. Глаза наверх поднял: горит, думаю, у Лидки свет? Долго копаться будет? Вдруг окно рядом открылось. Мне казалось, Вера на работу уже ушла… А она стоит и за раму рукой держится. Хотел помахать, мол, привет… А она как-то назад оглянулась, вроде вскрикнула. Я решил — застеснялась — она в одном бюстгальтере была. Конечно, глаза сразу отвел, и тут слышу — словно мешок с машины бросили.
Гляжу… Потом Лидка вышла из подъезда. Что дальше было, она вам, наверное, уже рассказала.
Я расстался с Лопаткиным и спустился к набережной. Волны на реке были серые, с металлическим блеском. В воде не отражалось ничего.
Сзади кто-то осторожно откашлялся.
Я резко обернулся и увидел господина с седыми патлами до плеч, такого же цвета бородой, в папахе, красной куртке и кирзовых сапогах. Да к тому же он смотрел на мир единственным глазом.
— Прошу прощения, — господин притронулся к папахе, — закурить не найдется?
Я достал пачку
— Благодарствую, — он взял сигарету, оттопырив мизинец, и прикурил. — Любуетесь на реку?
Я кивнул.
— Хорошее занятие, приобщает к природе, — он пожевал губами. — Дело, собственно, вот в чем. Я, сами видите, человек не обласканный судьбой, можно сказать, алкоголик. Но, — он поднял указательный палец, — живы еще благородные порывы!
— Охотно вам верю.
— Я человек слова, — господин кивнул, — если обещал оказать услугу, я ее окажу. Да, вот именно.
— Должен вас огорчить — я в услугах не нуждаюсь.
— Нет, нет, вы меня не поняли. Некий гражданин, которого — слово честного человека — я впервые видел, просил передать вам следующее…
— Откуда вы взяли, что мне?
— Тот гражданин показал на вас пальцем и сказал — вон, видишь того типа? Передай ему… Вы как раз с молодым человеком шли, разговаривали…
— Так что же просили передать? — я невольно огляделся по сторонам. В этом городе слишком много глаз, а я, по всей видимости, становлюсь популярной личностью.
— Вот, — старик достал откуда-то из-за спины сверток.
Я разорвал шпагат, развернул бумагу. Это был мой плащ. Документы и ключи — как полагается. В кармане.
— Это все?
— Вы только не подумайте, что я имею ко всему этому малейшее отношение. Курьер, извините за выражение.
— Как тот тип выглядел?
— Как выглядел… Видите ли, у меня на почве алкоголизма очень плохая память… Я больной человек…
— А это? — я достал деньги. Это поможет вам поправить здоровье?
— Здоровье? — старик зачем-то вытер руку о штанину. — Здоровье, может, и поправит. А вот память…
— Ладно, — я сложил купюру вдвое, — тогда обращайтесь к врачу.
— Нет-нет, — старик выхватил бумажку, взмахнул ею в воздухе, и она исчезла, — кое-что припоминаю… Невысокий, узкоплечий…
— Возраст? — спросил я.
— Юноша, с лицом, не оскверненным бритвой.
Этого еще не хватало. Образ юноши становится назойливым.
— Без вранья? — спросил я.
— Я человек чести, — он вскинул подбородок.
— Ладно. Пусть будет по-вашему.
— Вижу, не помог вам? — спросил старик.
— Да уж.
— А как же деньги? Могу я их себе оставить?
Я кивнул. Господин вновь притронулся к папахе и, поначалу пятясь задом, стал удаляться. Я посмотрел ему вслед и подумал, что самым идеальным для меня выходом было бы сесть в машину и уже вечером принимать душ в московской квартире. Если бы у меня была возможность выбирать, я бы поступил именно так… Потому что теперь я уверен — в первую ночь по дому бродил не Бессонов. Но кто?
Я облокотился на парапет и снова посмотрел на воду. А сам проигрывал про себя ситуацию: вот подхожу к вешалке, дотрагиваюсь до куртки. Она мокрая… отворачиваю полу, чтобы рассмотреть этикетку…