Предупреждение путешествующим в тумане
Шрифт:
— Тогда поторопись.
— Почему?
— В городском морге лежит ее труп.
— Я тебя не понимаю.
— Утром она выбросилась из окна.
— А Бессо… — Нина вздрогнула и прижала пальцы к губам.
— Сложно сказать. Но мне кажется, он здесь ни при чем.
— Вот почему его искал следователь… Везет мне на мужиков. Точнее, везет моим мужикам… Она сама… Или ее?..
— Все может быть.
— Но кто?
— Если верить логике, то я оказываюсь наиболее подходящей кандидатурой.
— Ты?!
— Да, моя прелесть. Я был последним, с кем ее видели.
— Ах, вот как? — она неестественно рассмеялась.
Потом отвернулась к окну. Как в начале поездки. Иными словами, мы вернулись на исходные позиции.
Что ж, поделом.
Возле самого дома я вспомнил и спросил:
— 0 чем вы говорили с Сухоручко. Я прослушал, помнишь? Что-то про какое-то кольцо…
— Про кольцо?.. Да, его увидел у Бессонова один человек. Он хорошо знал… и меня, и это кольцо. Когда-то. Вот и стало известно. Не через него, от других… С кем-то поделился. Из лучших побуждений, надеюсь.
— Но ты от кого конкретно услышала?
— Кто у нас первая сплетница?
— Кто?
— Маринка, которая у твоего приятеля работает.
— Скажи пожалуйста. Такая симпатичная.
Я затормозил у дома. Нина обернулась.
— Ты поедешь в гостиницу? Хорошо?
— Ясное дело, — сказал я, — не ночевать же на улице.
— Пойми. Это непросто… Все должно произойти по другому. Может, я просто глупая…
— Все понял, не объясняй.
Она открыла дверцу, чтобы выйти, но вдруг снова захлопнула ее.
— Что случилось?
— Там кто-то… — она дотронулась пальцем до стекла, — там кто-то есть.
— Где?
— В саду, у дома…
— Не вижу.
— Я открыла дверцу и почувствовала… Мне страшно.
— Сейчас…
Я вышел из машины. И вдруг ощутил этот взгляд. Взгляд из темноты. Человек так смотреть не может. Я ничего не понимал, только чувствовал волны злобы и тоски, яростные и беспощадные.
Сделал еще шаг, и волосы зашевелились на затылке.
Как и в прошлый раз, словно ниоткуда, возник леденящий заунывный вой. Даже не вой, а какой-то стон или крик, нечленораздельный и безумный.
Баскервиль-холл, да и только…
И вдруг все так же неожиданно стихло, как и началось. И я уже знал, что в темноте, среди голых веток яблонь, больше никого нет. Словно и не было…
…На углу пришлось притормозить. Посреди проезжей части стояла легковушка «скорой помощи», и под открытым капотом суетился водитель. Я опустил стекло и окликнул его:
— Эй, приятель, помочь?
Он извлек себя из двигателя и вытер лоб:
— Подцепи, а? До медцентра дотянешь?
— Трос есть?
Он кивнул. Почему
Возле института я остановился, вылез из машины. Водитель «скорой помощи» отцепил трос, подошел ко мне, достал пачку сигарет:
— Угощайся. Извини, заставил крюк сделать.
— Все в порядке, — я прикурил. — Может, оно и к лучшему, — я поднял голову и посмотрел на окна института.
Попытался вычислить, где находится лаборатория Эдгара. Кажется, в ней горел свет. Интересно, чем они там занимаются по ночам?
Вахтер покосился на меня и кивнул. Видимо, я стал здесь своим, спасибо Марине-заступнице. И почему она так нравится вахтерам?
И не только им?
На шестом этаже было совсем темно, только из-под двери кабинета Эдгара пробивалась узкая полоска света. Я взялся за ручку двери и вдруг подумал: что же привело меня сюда в самом деле? Только ли жажда общения? И чем больше я думал об этом, тем скорее понимал, что лучше проделать весь путь по гулким коридорам в обратном направлении.
Почему — не хочется объяснять.
Может, чуть позже.
Я отступил от двери, и тут до меня донесся звук, от которого я вздрогнул. Так и стоял, не зная, что предпринять.
За дверью кто-то плакал. Тихо, не всхлипывая, и оттого безысходно. И тогда я решился.
В маленькой комнате, уронив голову на скрещенные руки, сидела лаборантка. Когда я вошел, она не шевельнулась.
— Марина, что с вами? — я придвинул стул и сел рядом.
Она приподняла голову и размазала черную слезу по щеке. Посмотрела удивленно, потом улыбнулась:
— Так, ерунда. Сегодня мне исполнилось двадцать два года.
— Поздравляю, — пробормотал я. — Неужели в такой день Эдгар заставил вас…
— Ничуть. Я сама попросила. Что нам двоим здесь делать? Резать мышек я могу и в одиночестве.
Глаза у нее все еще были на мокром месте, я полез за платком и случайно вытащил чужой, найденный в кладовке.
Марина изумленно посмотрела на женский платок у меня в руке, потом молча взяла его и стала вытирать размытую тушь. Я заметил, что руки у нее сильно дрожат. Постепенно она успокоилась.
— Ну вот, — посмотрела на меня, — разукрасила вам весь платочек. Я постираю, потом верну.