Предварительный диагноз: смерть
Шрифт:
– Я бы не отказался от вечной классики. Дюма, «Граф Монте-Кристо», например.
Главврач расхохотался, оценив мою шутку.
– Хорошо, Михаил, думаю, если не её, то что-то ещё от Дюма я вам принесу. Однако теперь давайте обсудим процесс диагностики и вашего лечения, если вы не против.
Вопрос был риторический, но я всё же кивнул.
– Итак, мы начнём с наблюдений за вами и приёма нескольких препаратов. Не скрою, среди них есть и нелюбимые вами седативные, но зато никаких психотропов! Гарантирую, по крайней мере, пока что. Перед сном мы будем ставить вам мониторы
Я мысленно выдохнул. Не зря угрохал столько денег в легенду.
– Можно сказать, мы начнём с нуля. И по мере продвижения в диагностике и наблюдениях будем корректировать курс лечения. Видите ли, сомнамбулизм – это расстройство парасомнического спектра, которое в официальной психиатрии не имеет задокументированных случаев медикаментозного излечения. Так что нас с вами ждёт кропотливая и очень интересная работа!
Он потёр руки в предвкушении. Почти как муха в предвкушении очередной порции… ну вы поняли, чего. Затем посмотрел на часы.
– Через два часа у нас отбой, медсестра привезёт всё необходимое оборудование и медикаменты. Ну что же, – он встал, – у меня ещё несколько пациентов, завтра с утра я к вам зайду.
Уже у двери Аркадий Степанович обернулся и как бы невзначай сказал:
– Да и, забыл – во избежание эксцессов нам придётся вас зафиксировать ремнями. Ну, мало ли, вы соберётесь прогуляться. Палаты мы, конечно, запираем на ночь, но к вам будет подключено дорогостоящее оборудование, не хотелось бы его повредить. Это было бы крайне нежелательно, вы понимаете.
– Конечно, – кивнул я, – без проблем, доктор. Спасибо вам.
Я пока не горел желанием обзаводиться знакомствами среди пациентов, поэтому остался в палате коротать время с книжкой, которую прихватил ещё днём. Естественно, мне было необходимо узнать, кто ещё из моих соседей проходит лечение у Аркадия Степановича. Но для начала надо было примелькаться, а потом уже задавать неудобные вопросы.
Примерно через полтора часа в палату зашла молодая медсестра, катя перед собой небольшой двухъярусный столик с кучей проводов и какими-то приборами. Приветливо улыбнувшись, она поставила столик у кровати, достала из кармана халата пластиковый стаканчик с крышкой и бутылочку воды.
– Ваши лекарства, Михаил Сергеевич. Примите их и ложитесь, я закреплю датчики.
Я послушно выпил горсть разноцветных таблеток и улёгся, откинув одеяло в сторону. Девушка воткнула приборы в розетки на противоположной стене. Тёмные экранчики моргнули, засветились каким-то зелёными символами. Она размотала пучки датчиков с нижней полки, расстегнула пижаму и прилепила на грудь прозрачные пластиковые кружки. Затем взяла с верхней некое подобие сетчатой шапочки с такими же присосками по краям и надела мне её на голову.
– Удобно?
– Честно говоря – нет, но какой у меня выбор?
Улыбнувшись, девушка взялась за кожаные манжеты, закреплённые на железном основании кровати.
– Будьте
– Скажите, а как вас зовут? А то вы меня уже к кровати пристёгиваете, а мы ещё даже не знакомы.
Медсестра не удержалась и хихикнула, но ничего не ответила. Закончив с моей фиксацией, поправила подушку и пошла на выход.
– Подождите! А если нос зачешется, мне что делать?
– Позовёте дежурную сестру! Всё, больной, спите.
Она погасила свет и закрыла за собой дверь.
4
Я лежал, прислушиваясь к звукам засыпающей психбольницы. Надо сказать, мне думалось, что всё будет более по-киношному, наверное. Кто-то плачет перед сном, кто-то не хочет засыпать и зовёт… не знаю… маму, например. Но нет, ничего подобного. Ровно в десять вечера санитары захлопнули двери палат и всё. Скучно и неинтересно. Только спустя минут десять загремела ведром Нина Михайловна.
Моя первая ночь в дурке.
О сколько нам открытий чудных,
Готовит просвещенья дух…
Или как там было у классика?
Рядом мерно попискивали аппараты, к которым меня подключила симпатичная медсестра. Таблетки начали действовать, загоняя в лёгкую дрему. На большее они и не могли рассчитывать. Чтобы меня усыпить, нужны лекарства посерьёзней. Или много алкоголя, как делал мой брат. Интересно, в палатах есть камеры? Почти наверняка, в любом случае рисковать не стоит. Я закрыл глаза, выровнял дыхание и «заснул».
Я слышал, как уборщица закончила мыть полы, как пришла ночная смена, обмениваясь новостями с коллегами, принимали дежурство новые санитары. Ближе к двенадцати, когда все наконец успокоились, я решил, что пора действовать. Привычно расслабился, ощутил слабые покалывания в руках и встал с кровати. Верхний прибор отрывисто пропищал несколько раз и успокоился. Забавно, он засёк мой переход. Да и бог с ним. Я посмотрел на лежащего себя. Всё-таки к этому невозможно привыкнуть. К хождению сквозь стены – да, поднимать небольшие предметы полупрозрачными руками – тоже вполне приедается и входит в привычку, даже отсутствие нормального сна я давно уже воспринимал как само собой разумеющееся. Но смотреть на себя со стороны – никак. Если вы думаете, что это то же самое, что и отражение в зеркале, – то вообще нет, даже близко. И всегда вызывает неприятный озноб.
Синдром недержания души.
С такой милой особенностью я живу всю жизнь. Как и мой брат. Можно назвать это силой, можно проклятием, но бедные родители с нами намучились, не то слово. Представьте себе вроде как спящих детей и при этом абсолютный бедлам в квартире. Потому что поднимать маленькие, лёгкие предметы мы научились довольно быстро. А вот спать в кроватке, вернее, в собственном теле…
С этим всегда была проблема, потому что едва стоило немного задремать, как ты оказывался стоящим рядом со своим бесчувственным туловищем. И пока тело отдыхало, приходилось чем-то себя занимать. Первый раз я смог нормально поспать лет в двенадцать или тринадцать.