Предвестники табора
Шрифт:
Помолчали.
— А что, эта старушенция, она даже и ночью сечет? — осведомился Федор.
— Ну… я говорю, на сей раз нужно быть особенно осторожными. Особенно. Поняли или нет? И еще… там эта проездная компашка.
— Кто-кто?
— Пострелята. Местные.
— A-а… ну это фи-и-ить, — издал Федор характерный звук.
— Никаких… фить. Никаких фить, слышал? Если вы их только тронете, тогда…
— Ну ладно, ладно, я понял.
— Они обычно поздно угомоняются, так что лезть надо не раньше трех часов.
— Трех часов!
— Ну а что? И что тут такого? Ну и в три полезете.
— Да ладно, ладно. Понял. Когда идти-то? Завтра что ли?
— Ишь ты… какой шустрый… Нет, не завтра, это совершенно точно, что не завтра. Возможно, и в выходные придется, но это только лучше: в выходные никто теперь не ждет, все думают, что в середине недели вскрывают, стабильно… Но это мы еще решим. Как получится. А вернее, как Лукаев уедет.
— Он завтра что ли уедет? Или послезавтра?
— Я же говорю: не-зна-ю. Встретимся через два дня, так или иначе. Я еще вам слепок принесу.
— Какой слепок?
— От замка на воротах. Я же сказал — это особый дом. В особом месте. Так что как можно меньше шума. Перелезать через забор не надо: он высокий, во-первых, во-вторых, железный — задребезжит, шуму понаделаете. Да и ногой там не зацепиться как следует.
— Что это он так залатался? Боится, что грабанут? — Федор подмигнул.
— Да не все дома у мужика, говоря коротко. Ну ладно, дальше… я принесу вам ключ, откроете ворота так. Но замок… замок когда снимите, надо его раздолбать, если время останется.
— А это еще зачем?
— Ну как же — будто вы его взламывали. Чтобы лишних вопросов не возникло. А если не останется времени, унесете с собой. В траву не надо бросать, оставлять. Понял?
— А как насчет самого дома?
— Что насчет дома?
— Ты от двери нам тоже слепок принесешь?
— Нет, в дом полезете как обычно. Через окно. Ставней там нет, так что стеклорезом… Понял?.. — Перфильев вдруг развернулся и пошел.
— Эй, ты куда? Слышь?
— Через два дня здесь же, — сказал Перфильев не оборачиваясь, — и в это же время.
— Куда ты?
— Я? Не скажу. А то и тебе захочется.
Митек выпятил голову.
— Чё он сказал?
— Он сказал: «не скажу, а то и тебе захочется».
Но на сей раз, обоюдного смеха не последовало.
Эпизод 4
«ПОЛНОЧНАЯ ЖАРА»
В ОЛЬКИНОМ ДОМИКЕ
ПРИМИРЕНИЕ С ВЕЛОСИПЕДОМ
(Рассказывает Максим Кириллов)
Поначалу эта цивилизованная армия белых пиджаков была всего-навсего тремя тенями, которые, сидя на небольшом, со всех сторон прикрытом пальмовыми веерами мраморном балкончике, за отсутствием перспективы то и дело становились частью друг друга и образовывали самые фантастические фигуры; эти изменчивые, нарождающиеся движения чем-то походили на движения пламени, угнетаемого ветром. Один раз тени сложились в нечто, напоминавшее мельничные крылья; сильно наклоненные назад, к парапету, они, казалось, готовы были вспарить и, удлиняясь от ветра, начать перемалывать необъятную морскую пустыню;
Три тени, совещавшиеся друг с другом вполголоса, — можно было уловить только обрывки фраз.
— Знаете, что напоминает мне рулетка?.. Треск рулетки… трик-трак… тик-так… У меня, кстати, новый крупье… Джон…
— Давно он?..
— Две недели… Время… Сегодня будут ставить только на черные… ха-ха… время ставить на черные…
Такие невозмутимые голоса — точно беседуют те три черепахи, на которых в глубокой древности покоилось все мироздание; до самой крайней степени убежденные в незыблемости человеческих представлений, они слишком поздно осознали свой распад на огромное количество религиозных конфессий — слишком поздно, но и немудрено было не заметить его раньше — разве могли они предположить, что когда нищий рыбак в отрепьях и соломенной шляпе — всего-то одна единственная земная песчинка! — вылавливает из морской пучины несколько мелких рыбешек — это и есть начало того самого распада-катастрофы.
Между тем, движения правой тени становились все более человеческими — то и дело взмывавшая вверх рука описывала в воздухе полукружные музыкальные четверти; и вот уже она точно ножом разрывается на запястье четырехконечным отблеском, рубиновым с топазом, — движущийся солнечный диск, невидимый отсюда и теперь, занял особое положение, так что преломленные лучи совпали с направлением взгляда. Свет вспыхнул… и никак не хотел увядать, а напротив, уплотняясь и набирая форму, превратился в пурпурный, словно бархатом подернутый циферблат с тонкими золочеными стрелками. Тень руки, опустившись вниз, легла на успевший уже выделиться и обрести твердую форму маленький вечерний столик, — но и на сей раз «не утратила» часов.
Что такое? Я слышу знакомую музыку — таинственные тональности тропического металлофона. Тун-тун-тун, тун-тан, тун-тун-тун-тун, тун-тан-тун… Midnight heat? Да, я почти уверен.
Полукружные музыкальные четверти? Нет, что-то не то…
Эй!!.. Откуда здесь эта музыка? Она иногда появляется перед заставкой фильма.
— Эй, Максим… проснись…
Откуда она здесь?
— Часы… взгляни на время… ВРЕМЯ…
Музыка уплотняется так же, как часы… часы…
— Время! Максим, ну вставай уже!.. Ты просил тебя разбудить. Потом сам будешь на меня злиться, что я…
Она нарастает, заглушая до боли знакомый голос, едва ли уже не кричит.
Фильм пошел. Я что-то пропустил?! Нет, я не хочу. Не хочу пропустить ни единого кадра…
…Своей жизни.
Я вскидываю голову…
…и чуть не ударяюсь о склоненную голову матери.