Предвестники табора
Шрифт:
Но мой брат упорен и пишет быстрее, еще быстрее…
А если все это мне только кажется — что я знаю Мишкины мысли?.. Не может быть! Предвестники табора — они не могли не заворожить, не испугать… Мишка позабыл о них? Это просто невозможно!
— Миш… — позвал я, так и не сводя с него глаз.
Никакого ответа — он только скорее застрочил ручкой. Значит, я, скорее всего, прав.
— Миш!
— Что?
Ручка упала на тетрадь — упругий двойной хлопок: «пум-пум», — слабый. Мишка смотрел на меня, но что он чувствует,
— Все в порядке?
— Да.
— Уверен?
Он не ответил, отвел взгляд, но писать больше не стал — пока. Я сел на кровати.
— Давай матери расскажем. И дяде Вадику.
— Я же просил тебя…
— Миш, не уходи от темы хоть раз… ну, пожалуйста!
— Это и есть еще только первый раз, когда я попытался, — губы Мишки чуть дрогнули, но он так и не улыбнулся.
— Давай расскажем!
— Не стоит, Макс, — серьезно ответил Мишка; потом выдержал паузу и повторил уже настойчивее — так, словно я возразил ему, — не стоит, хорошо? Обещай мне.
— Ладно.
Пауза. Потом мой вопрос:
— Что с кодексом?
— С кодексом?.. Не знаю… — Мишка остановился, потом вдруг затараторил, — не знаю, не знаю… ничего пока не знаю — не получается ничего.
— Они не выходят у тебя из головы, да?
— Ничего подобного.
Но мне все же показалось, что Мишка не вполне искренен сейчас. И тотчас он смягчился (словно потому, что почувствовал мои подозрения):
— Ну, я думаю о них немного, да. Конечно, думаю… но кодекс не получается просто потому что… да как-то тяжелее идет — вот и все.
— А что именно не так? — осведомился я, — в чем загвоздка?
— Масса загвоздок, масса. Но ты мне ничем не поможешь, поверь. Просто не мешай, и я постараюсь разрешить их до завтра. Если ты, конечно, хочешь, чтоб я выступил на собрании, — последнюю фразу Мишка прибавил даже с досадой.
Все же к полудню следующего дня состояние Мишки заметно улучшилось — он хотя бы был уже совершенно спокоен, все повторял, что «вчера у меня не выходило — это да, но сегодня… не то, чтобы даже на лад пошло, но, во всяком случае, большинство статей я сумел завершить», — говоря это, Мишка стоял посреди комнаты в позе оратора.
Я, однако, не мог избавиться от впечатления, будто она ненатуральна.
Сильно ли я досадовал своим открытием — а вдруг Мишка все же спасует, не станет выступать на собрании? Нет, должен признать, что для меня оставалось важным одно — чтобы все это предприятие имело какой-то исход, и поскорей бы уж. «Тогда мы, наконец, сможем сосредоточиться на Предвестниках табора — разработаем план наступления». (Вряд ли я всерьез собирался ему следовать и предпринимать какие-то шаги в действительности, но я верил и убеждал себя, что собираюсь и ни за что бы в тот момент не признался, что как дойдет до дела…).
А что если Мишка провалит свое выступление на собрании и после этого
Этого я боялся больше всего — я тогда оставался в полном одиночестве.
«Ладно, разберемся как-нибудь по ходу, — в конце концов, мысленно махал я рукой и успокаивал себя, — сейчас надо, чтобы все прошло, а там видно будет».
Все эти цепочки мыслей, опутывавшие мой мозг, не означали, впрочем, что я охладел к идее тропического острова. Что я воспринимал теперь Мишкину «теорию государства», как какую-то помеху; просто мне быстрее хотелось сосредоточиться на Предвестниках табора. По моему разумению, на самой серьезной угрозе.
В то утро я не выдержал лишь однажды — попытался завести с Мишкой разговор о Предвестниках табора, не смотря на обещание оставить его на время. Это было нечто, вроде: «Слушай, а помнишь там, на поляне…» — но он в ответ только отмахнулся.
Мне стало неприятно. Но я благоразумно призвал себя успокоиться и ждать.
Серж, Пашка, Димка, Олька — все уже поджидали нас возле нашего участка, когда мы вышли.
— Мы уже вас обкричались! Куда вы запропастились?
— Уже 12:15 — собрание в самом разгаре!
— Кодекс сделал?
— Пора идти!
— А речь-то, речь подготовил?
Кому принадлежали эти реплики? В моей памяти отражается теперь только одно: Олька до того, как мы пришли на эстакаду за воротами, — именно там проходило собрание садоводов, — вообще не произнесла ни слова; по-прежнему ее занимали какие-то сторонние мысли. «Она потеряла интерес к Мишкиному предприятию! — пронеслось в моей голове; но тут же я возразил себе. — Н-нет, дело не в этом все-таки… в чем-то еще».
И если бы не окружающая суета, я придал бы этому странному Олькиному состоянию еще больше значения, нежели вчера, а возможно, и попытался бы даже докопаться, в чем причина, но… да, все вокруг были слишком взбудоражены, и я быстро забыл об Ольке.
Мишка, озадаченно взявшись за подбородок и сев на корточки, принялся объяснять, что речь он подготовить не успел, да она и не нужна, — лучше уж он постарается сказать экспромтом; а потом прибавил еще:
— На кодекс-то я, конечно, буду опираться, — он тряхнул тетрадью; затем положил ее на колено и принялся задумчиво чертить мизинцем круг на земле.