Предыстория армянского народа (история Армянского нагорья с 1500 по 500 г. до н.э.: хурриты, лувийцы, протоармяне)
Шрифт:
Изложенная теория С. Т. Еремяна нуждается в некоторой модификации. Прежде всего, хеттским источникам аримы ни в районе Хайасы, ни где-либо в другом районе не известны [534] . Аримы, «право» которых претендовать на роль предков армянского народа основывается лишь на некотором сходстве названий, упомянуты только в «Илиаде» в весьма неопределенном контексте (в развернутом сравнении) [535] , из которого совершенно не ясно, где автор поэмы мыслил их живущими; даже неясно, идет ли речь о племени аримов или о городе Ариме [536] , но только видно, что говорится о вулканической местности. Ни из чего не следует, что аримы вообще жили в Малой Азии, и античные комментаторы помещали их в самых [225] разных странах [537] . Затем, как мы уже видели, недоказуемо, что в районе Хайасы во II тыс. до н.э. жили индоевропейские по языку племена, и тем более племена одной ветви с протоармянами. И, наконец, если урумейцы и мушки были племенами географически столь разного происхождения, то их языки не могли бы восприниматься как родственные; что касается фрако-фригийского [538] элемента в древнеармянском, то это не еще один пласт заимствований, — он сам составляет основной словарный фонд языка.
534
Указывают на «страну» Арматана хеттских источников как на возможное место обитания аримов. Однако Арматана не находилась в Хайасе, а ее название, по всей вероятности, связано с именем бога Армаса и к армянам не имеет отношения. Кроме
535
536
Судя по употребленному предлогу (ein Arimois), более вероятно последнее.
537
См. Pauly's Real-Encyclop"adie s. v. Arima. Выбирались вулканические Питиузские острова или вулкан Аргей (Эрджияс-даг) в Малой Азии, а также другие локализации. Как справедливо отметил еще Г. А. Капанцян (Хайаса — колыбель армян, стр. 175-177), гора Аргей находится очень далеко от Хайасы, — можно добавить, и довольно далеко от Арматаны.
538
Или, строго говоря, индоевропейского, но не анатолийского, не иранского, не индийского, не греческого, не славянского и т.д. Уже методом исключения нужно было бы прийти к выводу о принадлежности этого элемента к фрако-фригийской ветви.
Следует, так же как и в случае с мушками, попытаться установить точное древнее звучание также и названия урумейцев. Имея в виду, что урартское, а возможно и аккадское учаще всего фактически передает о, а также учитывая чередование названий Урме|| Арме, следует предположить, что основой названия скорее всего является ор(о)м-. Сопоставление этого термина с аримами требует объяснения изменившейся огласовки. Такое изменение было бы сравнительно легко объяснимо, если бы мы имели дело с семитскими языками, в которых, как известно, корень состоит из согласных, а гласные могут меняться в зависимости от грамматической или словообразовательной формы, но оно требует серьезного обоснования, когда речь идет об индоевропейском языке. Нужно заметить, что сами армяне, насколько известно, никогда не называли себя «оромами», ни, впрочем, армениями или армянами.
Кто такие урумейцы — сказать трудно. Источник говорит о них лишь, что они действовали совместно с касками-абешлайцами и что они происходили из «страны хеттов», то есть пришли с запада, из-за Евфрата. Это могло быть и каскское [226] или родственное каскам племя, или другое обозначение тех же мушков (это, впрочем, маловероятно, так как и мушки, и урумейцы упомянуты, хотя под разными годами, но в одной и той же летописи). Наконец, это могло быть фрако-фригийское племя того же происхождения, что и мушки (ведь фрако-фригийцы, жившие еще родоплеменным строем, должны были распадаться на множество мелких разноименных племен, и вряд ли имели общее самоназвание; однако в этом случае следует объяснить, почему урумейцы выступают в союзе не с мушками, а с иноязычными касками). Они, несомненно, вошли в состав армянского народа, но нет основания приписывать им более важную роль по сравнению с мушками.
Территория расселения протоармян.Таким образом, мы приходим к выводу, что носители протоармянского языка, известные древним под названием мушков (восточных) и, возможно, также урумейцев, пришли в долину верхнего Евфрата и нижнего Арацани во второй четверти XII в. до н.э., после разрушения ими Хеттской державы.
Территорию их расселения можно попытаться уточнить. Уже первые ассирийские известия указывают как на место поселения мушков и урумейцев на область Алзи (позднейший Аг'дзник), в это время включавшую нижнюю часть долины Арацани и районы к югу от этой реки; но, как мы видели, есть основание думать, что мушки осели и в долине верхнего Евфрата, по обоим его берегам. Областью оседания урумейцев надо, очевидно, считать страну Уруму или Урме, иначе Арме, если эти названия тождественны. К этой области урартские надписи (УКН, № 41с, 156 DI + DII) относят города Кулмери и Нехерия [539] , находившиеся на южных склонах Сасунских [227] гор; ассирийские источники относят Кул(лим)мери к стране Шубрия [540] , которая урартским источникам не известна и, видимо, слилась с Урме, хотя еще в IX в. до н.э. ассирийская надпись отличала Внутреннее Уруму от Шубрии [541] . Шубрия имела хурритскую династию [542] , но население, особенно в долинах и на склонах, могло быть смешанным.
539
Отождествление С. Т. Еремяном Нехерни-Нахрии с Нихани, упоминаемым Тукульти-Нинуртой I, не кажется нам убедительным, хотя отождествление самого Нихани с Нихан-дагом на правом берегу Тигра весьма вероятно. Но окончание – риазасвидетельствовано в названии интересующего нас города издревле, и контексты требуют, как нам кажется, его локализации на левобережье Тигра. Другое предложенное отождествление Нехерии — со средневековым Неп'еркертом (совр. Майафаркин) трудно оправдать лингвистически, хотя топографически оно возможно. О локализации Кулмери см. выше. стр. 139, прим. 150.
540
АВИИУ II, № 67, е, и.
541
АВИИУ I, № 23, II, 2-14 (надпись Ашшурнацирапала). Под внутренним Уруму, возможно, имеются в виду северные склоны Сасунских гор, а под Шубрией — южные.
542
Ср. имена членов царских домов Кадмухи и Уррахинаша — Кили-Тешуб, сын Кали-Тешуба, и Шади-Тешуб, сын Хаттухи («Хетта», АВИИУ I, № 10, II, 25 – II, 40) и самой Шубрии — Шерпи-Тешуб, Лиги-Тешуб (АВИИУ II, № 67, прим. 40) и Анхитте(ше) (АВИИУ I, надписи Салманасара III, неоднократно); в письмах ассирийского царского архива упоминается еще Ху-Тешуб (ошибочное чтение: Баг-Тешуб).
Несомненно, однако, что попав в верхнеевфратскую долину, мушки должны были осесть и на правобережье Евфрата, где они в X в. доходили, по-видимому, даже до Каркемиша [543] . Если Тиглатпаласар I об этом не упоминает, то, вероятно, потому, что в данном контексте заевфратская область его не интересовала. Столицей XIII сатрапии («Армении») при Ахеменидах, в VI—IV вв. до н.э, как мы увидим ниже, был Мелид (Малатья), а в начале V в. Геродот (I, 72, 180) относит к Армении не только истоки Евфрата, но и территорию до водораздела, где берет свое начало Галис. Наличие фрако-фригийцев в этом районе подтверждается, как мы уже упоминали, фригийскими памятниками материальной культуры в Малатье, а может быть и фригийским именем Гурди (Гордий), которое, возможно, носил вождь повстанцев в Тиль-Гаримму (Тогарме?) [544] . Впрочем, мы упоминали также, что вообще все династии на правобережье верхнего Евфрата, в том числе и в Мелиде, вплоть до VIII в. до н. э. были лувийскими [545] .[228]
543
См. выше, стр. 215, прим. 63.
544
Надпись Синаххериба, АВИИУ II, № 59, прим. 13 (чтение Э. Форрера).
545
Это видно из многочисленных имен как и «хеттских-иероглифических», так и в ассирийских памятниках (Хиларундас, Тархунаси(с), Тархулара(с), Амбарис, Барватас и др.). Некоторые из них подражают хеттским именам эпохи Хеттской державы (Хаттусилис, Муталлу и др.). Не обязательно все лица, носившие такие имена, были лувийцами; полулувийское имя носит даже киммерийский вождь VII в. Сандакшатру (иранск. «власть бога Сандона», — лувийского божества, см. АВИИУ II, № 78).
Таким образом, в качестве территории первичного расселения носителей
546
Предположение Г. А. Меликишвили (Наири-Урарту, стр. 89) о том, что страна Цупа обязана происхождением своего названия нахскому племени цова (бацбийцам), не может быть принято, так как, в противоположность абхазо-адыгским и грузинским племенам, племена нахско-дагестанские, уже и тогда совершенно отличные от них по языку (см. Е. А. Бокарев, Введение в сравнительно-историческое изучение дагестанских языков, Махачкала, 1901, стр. 18), ни разу не были засвидетельствованы на территории Армянского нагорья, и нет никаких причин предполагать их вторжение сюда на основании одного только отдаленного сходства единичного названия. Характерно, что такие более новые топонимы данного района, как Энзите, или тесно связанные с новыми пришельцами, как Цупа, Алзи, сохранились вплоть до средних веков, в то время как древние хурритские топонимы — Паххува, Исува и т.д. — исчезли. В надписи Салманасара III (АВИИУ I, № 27, II, 40-44) термин «Ишуа» — явный архаизм, и в параллельном тексте № 28, 35 сл. он заменен термином Алзи.
3. Образование армянского народа
До сих пор мы занимались вопросом о выявлении носителей протоармянского языка. Образование самого армянского народа составляет отдельную проблему.
Численность протоармян по сравнению с местным населением.Нет ни малейшего сомнения в том, что протоармяне фрако-фригийской языковой группы были не единственным и даже не главным компонентом в образовании армянского народа. Число мушков и урумейцев не могло быть значительным. Анналы Тиглатпаласара I говорят о вторжении в Кадмухи 20000 воинов-мушков (причем среди этих воинов, вероятно, могли быть и местные жители Алзи; не исключено, что эта цифра преувеличена) [547] и о 4000 воинах-касках и урумейцах. Если считать, что в те времена воином был каждый четвертый, то надо полагать, что общая численность вторгшихся племен была от ста до двухсот тысяч, даже считая тех, кто не участвовал в походе на Кадмухи. Между тем местное население было более многочисленным. Так, по данным анналов Сардури II, он отменил по Урартской державе 350 тыс. воинских повинностных единиц [548] , из чего видно, что население Урарту значительно превышало миллион и могло составлять два-три миллиона. Надо полагать, что около четверти этого числа жило в богатой долине верхнего Евфрата и в долине Арацани; таким образом, местное население в три-четыре раза превышало по численности вторгшиеся племена.
547
Тем не менее, следует учитывать, что вряд ли мушки отважились бы на столь рискованное предприятие, как нападение на ассирийские земли малым отрядом, не составлявшим б'oльшей части их вооруженных сил.
548
И. М. Дьяконов, Некоторые данные о социальном устройстве Урарту, «Проблемы социально-экономической истории древнего мира. Сб. памяти акад. А. И. Тюменева», М.-Л., 1963, стр. 57.
Нет никаких данных о том, чтобы пришельцы вытеснили или истребили местное население, которое ассирийские источники, как мы видели, показывают нам активно поддерживающими мушков против общего врага. Эти области продолжают и после вторжения называться «шубарейскими», то [230] есть хурритскими, и здесь царствуют хурритские (а на правом берегу Евфрата — лувийские) династии [549] .
Период двуязычия. Огромный пласт субстратной лексики в древнеармянском еще яснее показывает, что вытеснения местных жителей не было. Для сравнения отметим, что кельтский (бриттский) субстрат в англо-саксонском и современном английском языке составляет всего несколько слов; или, беря другой пример, отметим, что также и в грузинском количество субстратной лексики очень мало [550] . Помимо этого, выясняется, что фонетика армянского языка в значительной мере воспроизводит урартский, а не индоевропейский фонетический состав [551] . Эти явления с несомненностью говорят о длительном периоде двуязычия, когда местное население, переходя на древнеармянский язык, продолжало одновременно пользоваться и старым языком, говоря по-древнеармянски по нормам произношения прежнего родного языка [552] и перенося из него множество слов в древнеармянский.[231]
549
Это кажется странным, так как, казалось бы, мушки и урумейцы, как завоеватели, должны были бы образовать и местные династии. По-видимому, верхушка мушкской племенной знати восприняла хурритско-лувийскую культуру и принимала соответствующие личные имена. Этому есть много аналогий. Возможно, мушки поступали и на службу к местным династам.
550
Г. А. Климов, Этимологический словарь картвельских языков, М. 1964, стр. 27 и сл., не упоминает ее в своей характеристике исторического состава грузинской лексики.
551
И. М. Дьяконов, Материалы к фонетике урартского языка, «Вопросы грамматики и истории восточных языков», М.-Л., 1958, стр. 51. Речь идет не об отдельных армянских диалектах, которые, — например, в районе Вана, — сохраняют особо сильные следы субстрата в фонетике, а о всем древнеармянском языке в целом.
552
Для сравнения отметим, что население Шетландских островов у берегов Шотландии, когда-то говорившее на древненорвежском языке, но к XVII в., после периода двуязычия, перешедшее на английский, до недавнего времени сохраняло в местном английском диалекте следы норвежской фонетики. Речь с так называемым «акцентом» всегда свидетельствует о двуязычии говорящего, но в случае быстрого и полного перехода целиком на новый язык «акцент» исчезает в следующем поколении. Для того, чтобы фонетические нормы прежнего языка укоренились у говорящих на языке новом, нужны многие поколения двуязычия.
Как мы видели, к моменту появления мушков и урумейцев, местное население верхнеевфратской долины говорило по-хурритски и по-лувийски, то есть в значительной мере было уже смешанным. Урартское владычество, продолжавшееся около 200 лет, должно было принести еще и примесь урартоязычного населения. Именно этим смешанным по языку характером местного населения, пользовавшегося в быту не менее чем четырьмя языками (протоармянским, лувийским, хурритским и урартским), очевидно, и объясняется то, что оно в конце концов, в условиях наступившего политического и экономического единства, сначала стало пользоваться, наряду с родным, еще и вторым, общепонятным языком, а затем перешло на единый язык.
Можно было бы ожидать, что этим языком будет урартский. Однако древние державы никогда не навязывали своего языка подданным [553] ; довольствуясь сбором дани и повинностным трудом, они не интересовались культурой покоренного населения; переселяя жителей из одного конца державы в другой, они даже были заинтересованы во многоязычии, не позволявшем покоренным сговориться между собой. Народ же, чувствуя потребность во взаимопонимании, вырабатывал общий для всех язык (сначала lingua franca, то есть общепонятный язык для отдельных случаев сношения с иноязычными соседями, а затем койнэ,то есть собственно общий язык при возможном сохранении местных языков и диалектов только в домашнем обиходе). Для этого народные массы принимали тот язык, который повсюду было легче выучивать, в силу ли его большей распространенности или в силу его простоты. Так, для Хеттской державы общенародным языком был, видимо, не хеттский-неситский, а лувийский, который и пережил ее падение.[232]
553
См. о роли языка и этноса в древневосточной истории: И. М. Дьяконов, Народы древней Передней Азии, «Переднеазиатский этнографический сборник», М., 1958, стр. 5 и сл.; его же. Этнический и социальный фактор в истории древнего мира, «Вестник древней истории», 1963, № 2, стр. 167-179; его же. Этнос и социальное деление в Ассирии, «Советское востоковедение», 1958, № 6, стр. 56.