Предыстория под знаком вопроса

Габович Евгений Яковлевич

1. И Майкл Кремо, и Ричард Томпсона, и те археологи или любители, которые находили противоречащее с господствующими хронологическими представлениями геологов артефакты, не знали, что эти представления ошибочны и что геологическую историю нужно радикально сокращать.

2. Они не знали ничего о сокращении истории человека ископаемого, о котором шла речь в главе 4 выше.

3. Они не учитывали катастрофического прошлого Земли, из-за которого артефакты могли оказаться в «древних» геологических слоях.

Именно последнему пункту я придаю огромное значение: и слои монолитной каменной породы, и песчаник, и толстые слои каменного угля, в котором были замурованы названные выше артефакты, могли возникнуть в результате катастроф в течение дней,

недель или месяцев, но никак не в течение тысячелетий и миллионов лет. А шары, если они не возникли естественным путем в ходе некоей катастрофы, все-таки, наверное, подложили ученым русские шутники.

Удлинять или сокращать предысторию?

Все нации, прежде чем они начали вести точный учёт времени, были склонны возвеличивать свою древность. Эта склонность увеличивалась ещё больше в результате состязания между нациями.

Исаак Ньютон, Исправление хронологии, стр. 28, I, 1.

О том, что хронология предыстории должна быть сокращена в десятки и даже – для более глубинных ее слоев – в сотни раз было рассказано в главе 4. Там же была выявлена и главная причина безудержного растягивания хронологии предыстории и даже хронологии геологической истории Земли. Эта причина – дарвинизм и его отрыв от теории катастроф, которая только и может объяснить скачки в эволюции. В то же время у любителей предыстории, не знакомых с основополагающими критическими работами Маркса, Хайнзона и Иллига, разобранными в названной главе, должно быть прямо противоположное ощущение: чем дальше археология проникает в глубь предыстории, тем длиннее становится ее хронология. Все новые и новые страны и регионы, еще недавно жившие совсем или почти совсем без предыстории, обретают таковую. И при этом хронологическая протяженность этой предыстории растет и растет.

Параллельно с хронологическим растягиванием происходит и углубленное исследование образа жизни людей предыстории, их духовного мира и их уровня интеллекта. При этом оказывается, что и здесь наши представления были до недавнего времени крайне примитивными: не человек предыстории был примитивен, мы с нашими моделями того времени. «Дикари», вооруженные палицами и не отрывавшими взгляда от почвы в поисках следов съедобного, оказывается, наблюдали небо, рано изобрели лунный календарь (об этом подробно ниже), заложили основы астрономии, строили каменные обсерватории, сооружали удивительные мегалитические постройки (см. гл. 5), рано придумали разные системы символов и использовали их в роли своей внешней памяти, рано развили лекарственную медицину и научились делать хирургические операции, рано стали добывать из-под земли нужное им (охру, например, соль и т.п.). Все это сближает человека предыстории с его историческими потомками, делает переход от предыстории к историческому прошлому еще более плавным.

Впрочем, главное для меня сейчас не разрешение парадоксов предыстории, а констатация того факта, выше уже отмечавшегося, что будущая наука прошловедения должна будет считаться с двумя действующими в противоположном направлении фактами:

• С сильным сокращением исторического, еще более сильным неолитического и совсем радикальным – палеолитического периода в истории человечества (на фоне радикального сокращения геологической хронологии)

• С определенным удлинением предыстории за счет новых археологических открытий.

Боязнь разнесения истории и археологии по двум независимым друг от друга дисциплинам, которая написана на лице у традиционных историков и археологов, дорожащих сохранением статуса кво, является наилучшим свидетельством тому, что обе эти группы понимают, на каком шатком основании покоится здание ТИ. Они должны быть убеждены в том, что им, как в известном анекдоте про длинного и короткого, загнанных в качестве наказания в навозную яму, остается – как более короткому из двух - только замереть

на цыпочках, стоя по шею в навозной жиже, и шептать убедительно: «Только не делайте волны!» в качестве реакции на бурное проявление своего негодования длинным.

Конечно, когда критика в адрес археологов на службе у ТИ раздается из уст такого неправильного автора многочисленных книг, как сторонник гипотезы о вкладе инопланетян в развитие древних цивилизаций Эрик Дэникен, то от нее крайне легко отмахнуться. Отмахнуться, не вдаваясь в ненужные детали его массивной критики: шарлатан, мол, а что от таких ожидать! Хотя Дэникен делает то же самое, что и историки, которые переносят современные им представления (например, о больших империях) в далекое прошлое. Он пытается объяснить необъяснимые с точки зрения гипотезы о примитивном человеке предыстории факты, указывающие на наличие в древности развитых технологий. Для этого он в качестве рабочей гипотезы предполагает посещение нашей планеты инопланетянами, применявшими в разных местах нашей планеты технику, до которой мы еще не дошли в нашем цивилизационном развитии.

Именно об учении этого «шарлатана» американский профессор-философ Луис Навия, бывший в свое время профессором Института Технологии в Нью Йорке, посвятивший свои исследования и книги астрономии и космосу, писал в свое время в статье «Доисторическая астронавтика и наука» следующее:

Представления о существовании доисторических астронавтов подвергались в последние годы сильной критике. Авторы типа Эриха Дэникена были мишенью рьяных нападок со стороны науки и прессы. Однако эта отрицательная позиция американских ученых относительно данной теории вовсе не является столь абсолютной, какой она должна казаться. Многие философы и представители естествознания, с которыми я лично знаком, с энтузиазмом дискутируют про данную концепцию. Однако, если к ним обращаются официально в ходе научных мероприятий и симпозиумов с вопросом об их мнении, то только личные мотивы и исключительно именно эти мотивы побуждают их к отрицательным высказываниям.

Иными словами, американский философ видел суть проблемы не в Дэникене (гипотеза которого может оправдаться или нет), а в стиле, в котором современная наука обращается с инакомыслящими. Что это за личные мотивы, о которых пишет Навия, как не боязнь прослыть еретиком, ученым, который не согласен плыть по течению и поддерживать генеральную линию науки, костяк ее догм? И каким неприятным репрессиям должны подвергаться инакомыслящие ученые, чтобы кривить душой и публично оплевывать интересующее их направление мыслей! О самоцензуре в науке и о тех, кто стоит на страже научных догм, пишет в своей книге «Запретная археология» Майкл Бейджент:

Вызов для общепринятых теорий представляют новые открытия, касающиеся внезапного исчезновения много тысяч лет назад высокоразвитой культуры городского типа на юге Турции, в районе, где не было обнаружено никаких следов более раннего развития. Есть также еще загадки и необъяснимые тайны, окружающие пирамиды Гизы и Сфинкса. Эти загадки, вкупе с имеющими к ним отношение загадками алхимии, оказались нежеланными для самозваных стражей ортодоксальной науки, а потому подверглись широкому осмеянию или умалению. …

Примечательно, что всегда находились те, кто выступал с якобы уничижительной критикой, чтобы оправдать исключение загадочных и противоречащих фактов. По сути же эксперты доказывали, что, поскольку такие открытия необычны и идут вразрез со всем общепринятым, они должны быть ошибочными. Разумеется, это довод, основанный скорее на вере, чем на фактах.

Как бы то ни было, подобные ученые мужи пытаются подкрепить свою веру, бросая тень на своих оппонентов, обвиняя их в том, что они не компетентны, не сведущи в данной области или, и того хуже, всего-навсего любители. Как будто бы есть разница, кто в действительности делает открытие. Рукописи Мертвого моря не становятся менее достоверными оттого, что были обнаружены пастухом.